– О, господи, всему вас учить! – вмешалась в разговор скрюченная старуха-мать. – Юлька, возьми котелок, обожги на огне, чтобы, значится, жир весь выгорел. Потом поставь в нем рис вариться, из моей заначки в кладовке возьми, овощей туда порежь какие есть. Будет рис с овощами. По готовности соевым соусом заправь, который у китайцев покупаем. Только делай побольше, чтобы и сегодня человек поел, и завтра с собой в дорогу взял. Поняла? Все, беги! А мне с гостем потолковать надо.
– Мама, ну что вы? – попытался урезонить родительницу Михалыч. – Давайте уж по-людски все сделаем, как положено. Когда за стол сядем, гость и расскажет, что там в мире делается. Чтобы ему по пять раз одно и то же каждому не повторять.
– Да помолчи ты! – отмахнулась от сына бабуля и повернулась к Четвертому. – Слышь, гость дорогой, скажи мне как на духу – ты про «Святость» для пущей важности присочинил, или она у тебя и вправду есть? Молод уж ты больно для «Святости». Это я бабка старая, давно живу, вот и много что слышала. Меня, кстати, Клара Захаровна зовут.
– Правда есть «Святость» – честно признался Четвертый. – Только она нулевого уровня.
– Да мы люди простые, живем в лесу, молимся колесу. – отмахнулась старуха. – Нам и нулевого выше крыши. Главное, чтобы была. А то знаешь, мы люди темные, нас обмануть – как у ребенка конфетку отобрать.
И посмотрела прямо в глаза монаху. Очень нехорошо посмотрела, таким взглядом любое желание обмануть вымораживается буквально за секунду.
– Ага, ты попробуй, отбери конфету у Светки – хохотнул Михалыч, явно имея в виду дочь, но мать так зыркнула на сына, что у Четвертого исчезли последние сомнения в том, кто здесь настоящий глава семьи.
– Помолчи, разговор серьезный. – ледяным тоном сказала Клара Захаровна и продолжила, обращаясь к монаху, который сильно напрягся. – А вот скажи мне, гость дорогой, слышала я как-то, что «Святость» позволяет посмертие править. Так это или брешут люди?
Четвертый мысленно утер пот со лба. Раздел о посмертии и перерождении он прочел совсем недавно, в Лучегорске, когда валялся в гостевой комнате, и потому в этом вопросе ориентировался неплохо. Ну как неплохо? Инструкцию прочитал.
– Не править – просить. Просить за кого-то – да, я могу. И не только я – даже вы можете, но только за ближнюю родню.
Старуха удовлетворенно кивнула, сжав тонкие губы. И продолжила:
– Сегодня пять лет, как муж мой помер. Отец, значится, этого вот обалдуя. – и она кивнула на сына. – Он неплохой мужик был, хороший даже, но вот жизнь, врать не буду, не без греха прожил. Ты-то монах, не помнишь, ты молодой еще – но раньше, когда я в твоем возрасте была, людям очень тяжко жить было. Никак, значится, не можно было выжить, не нагрешив.