Матруна ворчит, сопит, почесывается, клянёт все на свете, наконец приносит сотку. Они уходят.
Отец пьет под навесом, почему-то отвернувшись к стене, а что остается, подносит сыну.
— Погрейся, сынок, на дорогу.
— Не хочу я...
— Но-но, не дури!
Хомка с отвращением допивает. Теперь он уже не сомневается, что вечером отец напьется на станции и домой ничего они не привезут, потому что ничего не заработают после такой выпивки. Весь день отец будет злиться, горланить, бить лошадей...
Хомку тошнит от сивушного запаха, а отец громко рассуждает:
— Кем-кем, а вором еще не был...
И чувствуется в этих словах нарастающая злость.
Но вот сани заскрипели, снова начинается дорога...
МАЕТНЫЕ СНЫ
I
Жатва. Утро.
Склонила колосья спелая рожь. Блестит роса, капая с тонких золотистых стеблей крупными круглыми слезами Земля пахнет свежестью...
Во ржи трогательно синеют тихие васильки. Высокая межа поросла подорожником, куколем, мышиным горошком.
Подует теплый, и густой, и легкий ветерок — и от стены хлеба так и струится запах прелой полевой земли, скромной, неприметной ромашки, сыплются в семь цветов радуги росные перлы, источая дух теплоты.
Широка уходящая вдаль желтая нива! Видно, там, у самого леса, кончается она в дымке тумана.
Хрустит под лаптишками колкая, истекающая соком стерня. Тучные, туго перевязанные снопы разлеглись на ней, что купцы, радуя взгляд. Не хочется думать, что там, на песчаном пригорке, есть и реденькое, жиденькое, худосочное жито, даже не жито, а так — одна мелкота с жалкими колосками. Грустно там... Зато здесь, где оно буйное, густое, здесь хорошо! Зеленеют трилистники-кашки. Стрекочут прыгуны-кузнечики. Нудно звенит золотисто-синяя муха. Порхает, снует туда-сюда над житным полем желтенькая бабочка.
Чьи-то жнеи уже вышли на постать — полосу спелого жита у кромки леса. Над ржаным морем взлетают и прячутся пучки колосьев. Покажется голова в белом платочке, сверкнет на плече изгиб серпа — и видишь, как тонкие руки свивают свясло и задумчивый взгляд останавливается на дальнем краю узкой полосы... «Відзіць маё вочка, што край недалёчка! Відзіць жа і другое, што яшчэ ганей двое!..» Скрылся белый платочек, взметнулась алая косынка, девичья... И шелестят, взлетают два гибких пучка.
Ухо радостно ловит монотонную музыку-игру серпов: хруп! хруп! хруп! И шелестит, шелестит жито...
Маленькому конюху давно пора очнуться от сладкого сна и бежать в деревню, нести косцам снедь на покос. Давно пора ему проснуться и вылезти из-под куста: забрался в чужое жниво гнедой конь и выгрыз там изрядный лоскут.