Оуэн колебался, казалось, он хотел что-то сказать, но в конце концов они молча двинулись дальше. Френсис вспомнила, что не сказала Оуэну ни про визит в полицию, ни про Перси Клифтона, и это ее обеспокоило. Они расстались у лестницы, ведущей к «Вудлэндсу», и уже почти обессилевшая Френсис с трудом стала подниматься к дому. Приостановившись в полной темноте, Френсис послушала, как он уходит. Даже после того, как шаги его стихли, она не двигалась с места, мысленно следуя за Оуэном. Тусклый лунный свет обозначил контуры Александра-роуд, и когда Френсис наконец двинулась дальше, то ей показалось, что внизу у лестницы мелькнула чья-то тень. Затаив дыхание, она обернулась и уставилась вниз на подсвеченную луной улицу. Никакого движения, никакого шороха. Она вглядывалась в темноту, пока у нее не заболели глаза, и уже стала сомневаться, видела ли она что-то, но тут ей в голову пришла мысль, что это как в детской игре – тень снова шевельнется, как только она отвернется. От таких мыслей сердце ее бешено заколотилось, она с трудом заставила себя повернуться и опрометью бросилась в дом. Затворив за собой дверь, Френсис вдруг отчетливо поняла: если реального убийцу Вин так и не схватили, а он был знаком с Вин и знал, где она живет, то, скорее всего, он до сих пор здесь и наверняка знает ее тоже.
Позже, когда Френсис наконец уснула, ее затянуло в круговерть бесконечного кошмара, который, не успев закончиться, начинался снова, и казалось, так будет продолжаться бесконечно. Вот она почти приникла к земле, присев и склонив голову, а над ней навис Перси Клифтон. По сравнению с ней он просто огромный. Она точно знает, что это именно он, хотя не видит ни его лица, ни фигуры – только ноги, обутые в кожаные ботинки, и его тень. Жара, чувствуется запах крапивы, и она понимает, что надо убегать, но ноги не двигаются, она не может поднять голову – она вообще не может пошевелиться. Он зажал ей рот, и она борется за возможность дышать, чувствуя, что ее голова словно набухает, готовая взорваться. Совершенная беспомощность. Не было никакого смысла в том, что она сопротивлялась, – оставалось лишь таращиться в землю и ждать, когда это закончится. Но в этом кошмаре ничего никогда не заканчивалось.
Очнувшись, Френсис лежала в полной темноте, до боли стиснув зубы, взмокшая от пота. Она видела этот сон и раньше, но длился он не так долго, и тот огромный мужчина всегда был безымянным. Теперь же он стал Перси, и Френсис не сомневалось, что он всегда им и был. Превозмогая дрожь, она села на кровати, окутанная абсолютной тишиной «Вудлэндса». В детстве ей часто снились кошмары, даже перед исчезновением Вин, но в конце концов они забывались, бесследно исчезая. Но этот ее преследовал постоянно. Его отголоски, как обломки корабля, потерпевшего крушение, вдруг всплывали, поднятые волной страха, и всякий раз ее охватывало чувство катастрофы. Чувство, которое заставляло ее стоять, когда следовало бежать, молчать, когда требовалось кричать. Сидя в кромешной темноте, Френсис стала осознавать, что это был никакой не сон, а воспоминание о забытом событии. Как будто она намеренно загнала это воспоминание на самое дно своего сознания, чтобы никогда о нем не думать.