Сначала послышался треск мотоцикла. Потом он смолк, и рядом раздались голоса. Кто-то настойчиво дергал за ручку дверцы — той, что была рядом. Ребров поморщился и открыл глаза. За ручку дернули сильнее. Он навалился плечом на дверцу, и она распахнулась. В лицо ударил свежий, травяной воздух.
Он медленно, словно нехотя, вылез. Уперев руки в колени, с трудом распрямился. Его с удивлением разглядывали два милиционера в шинелях, перетянутых ремнями. Один был высокий, худой, другой — поменьше. Высокий удивился:
— Жив!
Ребров устало глядел по сторонам. Шоссе теперь было в стороне и стлалось высоко, почти на уровне глаз. Через кювет, изгибаясь, ползли под колеса исковерканной машины свежие борозды — грубо сорванный дерн, обнаженная земля. Было странно видеть свою «Победу» такой — с помятой крышей, с разбитыми окнами, утонувшую по ступицы в мягком, податливом грунте. На шоссе стоял милицейский мотоцикл с коляской, а рядом — велосипедист, пожилой мужчина с обвислыми усами, в ватнике и кирзовых сапогах.
Низенький милиционер перебил раздумья просьбой показать водительское удостоверение. Ребров полез в карман и заметил, что правая рука в том месте, где кожа была еще розовой, не зажившей после пожара на стенде, рассечена и по ладони стекает густая теплая кровь. Он удивился, что только сейчас увидел рану, ощутил боль. Высокий милиционер пошел к мотоциклу, принес пакет первой помощи. Ребров следил, как он старательно перевязывал ему руку, как вился змейкой белый бинт, и ему стало весело. Он сам не понимал, отчего, но чувствовал, что даже не сердится на усатого. Может, оттого, что ж и в?
Милиционер ловко затянул узел, полюбовался сделанным и с удивлением повторил:
— Надо же, три раза перевернуться — и одна ссадина! Ну и ездите же вы.
Его напарник был строже. Он долго разглядывал удостоверение, посмотрел на свет талон предупреждений. Ребров вспомнил: на талоне есть прокол, сделанный ноябрьским вечером, когда он блуждал по арбатским переулкам. «Тогда Нина, теперь сам побился…» Милиционер вернул удостоверение, подозвал усатого. Тот тяжело спустился с шоссе, волоча за собой велосипед. Лицо у него было испуганное. Он недоумевающе смотрел на низенького инспектора, который поставил ногу на бампер разбитой машины, положил на колено планшетку и начал составлять протокол.
— Вы что же права не забираете? — спросил Ребров.
— А за что? У вас все правильно было. Могли, конечно, потише ехать в такую скользкоту. Но если бы вы его даже зацепили, все равно он виноват. У вас какая скорость была? Шестьдесят?