Маяк горит! У Лампёшки словно гора свалилась с плеч.
Он кажется очень маленьким и очень далёким — чёрная точка на чёрном горизонте. Но луч его ярок, он скользит по облакам, волнам, порту, домам, по всему, что Лампёшке так знакомо. Девочка прижимается щекой к холодному стеклу.
Перед тем как войти, она прошептала «Эй!» и «Есть тут кто-нибудь?». Но в ответ не услышала ни звука, ни шороха. (Вот видишь, мама!)
Лампёшка подкралась к окну на цыпочках, намочив носки, — ковёр оказался влажным. В почти круглой комнате она насчитала пять окон. В пятом окне сквозь щель между неплотно задёрнутыми шторами мелькнул слабый свет, и она поняла — это.
Нырнув за штору, Лампёшка залезла с ногами на подоконник и вгляделась в даль.
Выходит, отец по-прежнему дома, по-прежнему зажигает маяк, как-то умудряется каждый вечер взбираться по лестнице наверх. И спускаться вниз, а это ещё труднее. Он по-прежнему ест и спит дома.
Без неё.
Выходит, не слишком-то она ему и нужна.
Может, он совсем и не против, что она здесь. Может, думает: туда ей и дорога. Ох, уж эта девчонка! Никакого от неё толку.
Или…
Или он вовсе там не живёт, а сидит где-нибудь под замком, где ей никогда его не найти. В кишащем крысами подвале, на хлебе и воде. Или того хуже. А в их домике при маяке уже давно поселился кто-то другой, новый смотритель, с обеими ногами и без дочери. Или наоборот — с дочерью, которая гораздо умнее Лампёшки, умеет читать и писать и никогда не забывает про спички, с дочерью, которая сейчас спит в её кровати, под её клетчатым одеялом. Или…
Ничего-то она не знает. Забралась на такую верхотуру и так ничего и не выяснила.
В комнате кто-то есть.
Под кроватью — там кто-то есть, и он тихо рычит.
Значит, правда… Значит, кто-то здесь всё-таки живёт.
Вот дура! Скорее отсюда, надо уносить ноги! Мама, помоги!
Но мамы рядом нет, ведь она сама ей сказала: ты умерла, не лезь в мои дела. Осколок зеркала — и тот остался внизу, двумя этажами ниже, на стуле, там ещё лежит наволочка с сухими носками, а рядом стоит кровать с тёплой постелью.
Прыгай на пол, Лампёшка, и беги, беги вниз!
Но ноги отказываются. Она сидит на подоконнике, не в силах пошевелиться. Дура, какая же она дура!