Веяло холодной пустотой.
Резцова, не взглянув вокруг себя, раздраженно бросила в сторону чемодан и так же сердито отодвинула от ног Русакова корзину, пряча взгляд от помогавшего ей человека.
— Долго пробыли вы в заключении? — с долей некоторого участия спросил Русаков.
— Все равно, — с резким негодованием отмахнулась от вопроса Резцова, — долго или недолго, выпустили или не выпустили — деваться некуда!.. Попробуй, поживи еще на воле, когда некуда носа ткнуть, чтобы на хлеб заработать… Называется социализм! Идиотский Сухаревский социализм! Какое-то письмишко перехватили — и в тюрьму. Жандармы, хоть и большевики!
— А сознательно вы разве не действовали против большевиков, гражданка Резцова? Извините, что я так прямо спрашиваю, но я не партийный, и в большевиках хочу разобраться сам. Со стороны не кажется разве, что партия старается изо всех сил наладить лучшую жизнь? Только об этом они и говорят. Да и революция вся не из-за этого разве?.. Если бы вы делали то, что они делают, а вам стал бы мешать кто-нибудь, то вы не устроили бы расправы над противником?
Резцова с стиснутыми зубами стала вышвыривать из корзины постельные вещи.
— Я не мешала, — с злой настойчивостью отвергла она подозрение против себя. — Они в этом сами убедились. Всю их мудрость я вижу насквозь, сама была социал-демократкой, не им меня учить. Но я, видите ли, сношусь с меньшевиками, а к ним не втерлась в доверие и не кричала на всю Москву при появлений каждого большевика на Тверской «ура». Моя собственная мать — меньшевичка, и если бы я не рыскала из-за крох хлеба по урокам, то сдохла бы и я, как она. Помочь некому!
Русаков шевельнулся при этом упреке, но поколебался спрашивать еще что бы то ни было и, опустив глаза, тихо повернулся, чтобы уходить. На пороге задержался для последнего сочувственного вопроса:
— Вы значит будете искать теперь работу, а сегодня и завтра-то… на пропитание есть у вас что-нибудь?
— Есть! — с сердцем оттолкнула что-то от себя резко женщина. — Не беспокойтесь!
Русаков с сомнением повел головой и оставил квартирантку устраиваться.
Вероятно, этим разговором для него и исчерпалось бы знакомство с жилицей, не произойди нового обстоятельства. На следующий день его вызвали в губком. Ударное поручение. Управление делами губкома, уже узнавшее о занятии комнаты освобожденной из тюрьмы женщиной, объявило Русакову, что для прибывшего из провинции работника нужна комцата. Завхоз намекнул на то, что можно выселить Резцову, лишь бы не заставить приезжего ждать себе приюта.
Русаков, безропотно выслушав это предложение, шел домой растерянно, с каким-то засосавшим вдруг совесть протестом.