Делать было нечего. Стебун решил основаться пока в теплушке.
Кровенюк оказался безобидным, но надутым от воображения о собственных военных заслугах лоботрясом, в новеньком обмундировании.
Стебун завел теплушечное знакомство и критически насторожился. Кроме собственной теплушки у Крове-нюка пулемет. Эту угрозную цацку скороспелый командир, оказалось, везде, как цепного пса, возил с собой тоже как собственность. И обслуживал Крове-нюка вестовой, хитрый парнюга, видно, отлично обделывавший свои дела.
Стебун ограничился в первом разговоре с Кровеню-ком одною, двумя фразами официальных перемолвок, но услышал из отдельных сообщений бычковатого юноши об Одессе и о каком-то его сродстве с Дисс-маном. Тогда у него в уме мелькнуло что-то уже более определенное о личности нового знакомца. Стебун замкнулся. Кровенюку в этот день не повезло. Он был в Реввоенсовете, и там его кто-то окатил. Шаповалу Кровенюк излился:
— Я ехал в Военную академию… Узнал, что хотят поставить учение здесь. Явился в штаб, думаю, коммунисты — знатоки фронта нужны, а мне предлагают учиться у специалистов. Да еще, если не захочу, — говорят, что назначат завхозом на склад… Знаете, товарищ Шаповал, я это все переделаю посвоему.
Шаповал сделал вид, что придает этому обещанию значение не шуточное.
— Как же?
— Так. Я после конгресса поеду отсюда в Ростов, И меня там назначат куда-нибудь военкомом. Побуду здесь только, пока кончится конгресс.
Шаповал не думал, что с Кровенюком, как военкомом, ему придется тоже иметь дело, и снисходительно пожелал:
— Катайте!
Стебун скептически молчал. Он дождался, пока Кро-венюк вышел из теплушки ненадолго.
— Ты что, на Кавказе теперь? Женился? — спросил он приятеля.
— Почти на Кавказе. Хотел отдохнуть да попал из огня в полымя. Подымаю завод. Перетряхиваю организацию.
— Лечишься?
— Какое лечение! — возмутился Шаповал. — Ты лечишься? На жену слазить нашему брату некогда, а мы будем полоскать себе живот всяким пойлом, гулять по курортам, да дело бросим. Скажи лучше о себе. Ты только что приехал. Москву уже видел?
— Да что в ней? Воробятня, если не считать пролетариата. Много полевой птицы на крышах, а на улицах — ухабов.
— Нет, не говори! Я сразу увидел: она, старенькая, того… обновляется! Нэп, знаешь, в ней, и красная столица она. Ты не той стороной смотришь. Посмотри-ка на нее без кандибобера…
— Посмотрю! — усмехнулся Стебун.
У него на душе было свое. Он и Шаповал были единомышленниками-протестантами в вопросе о заключении Брестского договора. Вместе бунтили против решения, восторжествовавшего тогда в партии, сгово-ренно выступали. Теперь Стебун не знал, какой дух у Шаповала, и решил проверить.