Парень встрепенулся и тряхнул головой.
— Насчет Файна у нас кто-то старается… Чеботаревой Файман, что ли, подсказал, чтобы нашего колдуна выбирали?
— Файман выставляет Файна? — изумился Русаков. — Вот компания — и сюда лезет! Ну, нет! Это, знаешь, Николай, нэпманы рассчитали на то, что никто о Файне не знает. Надо тебе обязательно итти, иначе «Централь» будет опутан. Файмана не проведешь.
— Ну что ж, я пойду.
— Иди тогда к председателю кооператива, а потом мы еще поговорим о наших собственных делах. Надо нам об обмене квартиры поговорить, потому что, кажется, я уеду…
— О! — изумился Николай.
— Завтра — будем говорить, пока иди к Бухбиндеру. Русаков все свои надежды возложил теперь на встречу с гостем Полякова. Тот, сам того не зная, мог его спасти.
Товарищу Шаповалу в Москве приходилось действовать не в первый раз. Тут надо со всех сторон зайти, не одну пружину нажать, чтобы своего добиться. И Шаповал с первого же дня бился по своим делам. Встречи с такими же, как он сам, колотнючими людьми. Атака в Электросельстрое на оперативно-производственный отдел. Налет на хозорганы, чтобы урвать у них все, что может потребоваться для заводика. Труднее было это, чем тогда, когда он приезжал по фронтовым делам, но все же кое-что удалось.
Утром у Полякова чаепитие. Пришел и Русаков поговорить с постояльцем.
Шаповал разгулялся. В платке на столе вынутые из корзины десятка полтора яиц, в банке — сливочное масло беспорочной деревенской фабрикации, рядом — щедро расположилась обувная коробка, наполненная свежекрошеным жирножелтым сухумским табаком, кувшин меду, пахнущий в пику московскому климату такой степной благодатью из подсолнечников, маков и гречих, что присутствующие на мгновение чувствовали себя на солнцепеке юга. Шаповал сам ел и был готов всех обкормить благами своего дорожного запаса; чувствуя, что его дела устраиваются, он качал от удовольствия головой, после того как проглатывал кусок прослоенного маслом и медом житняка, и с веселой рекламой оповещал:
— Жить на белом свете, товарищи… эх! лучше, чем дома!
Товарищи — Поляков и его мать, уборщица, деловито уплетали яства и угощали с своей стороны чаем постояльца.
— Кушайте еще стаканчик, товарищ.
— Пей! — поощрял Поляков.
И мать и сын бросились подать Русакову стул.
Русаков поблагодарил, попросил не беспокоиться, сказал, что пришел только на минутку.
Шаповал дернулся к нему, заставив его подсесть к себе:
— Едем, товарищ Русаков?
Русаков мгновение помедлил и встал, подавляя в себе возбуждение.
— Я хочу ехать, товарищ Шаповал, и обещаю, что буду работать, как законтрактованный. Но вы знаете, что кроме знакомства с вами у меня там некуда приткнуться, хотя бы для того, чтобы переночевать. А я хочу там поселиться с одним ребенком. Недавно у меня умерла сестра, и от ней остался у каких-то соседей ребенок — сын. С сестрой я связан обещанием. Вопрос — поможете ли вы мне устроиться с квартирой, с нянькой и не боитесь ли, что я не отработаю всякую заботу обо мне?.. Если думаете, что помочь мне не грешно, то навек обяжете меня. Я поеду. А решите, что я не стою этого, говорите…