— Вряд ли поможет, — покачал головой Женька. — Скорее, станет хуже. Сомневаюсь, что он так просто отстанет и оставит тебя в покое.
Оля невнятно застонала и откинулась на спинку стула. Она побежала к Женьке сразу после урока, даже не подумав, что Фролов может за ней следить. Побежала, потому что нуждалась в совете — но, похоже, он и сам не знал, что делать.
— Соглашаться нельзя, — заметила она.
— Нельзя, — подтвердил Женька. — Мы понятия не имеем, чего от него можно ожидать. И, блин, как-как он сказал? Сделает тебя сильнее?
— Сильнее любого из них. — Оля кивнула. — Мне это не нравится. Как будто меня нелюдью сделать хотят.
— Кто знает, может, и хотят. Учитывая некоторые… особенности нашего друга, я бы даже сказал, что почти в этом уверен.
Какое-то время они сидели в тишине. Слышался только шелест страниц дневника, который Женька перелистывал, будто в поисках важной информации.
— Знаешь… — произнёс он наконец, — кажется, я нашёл кусок, который связан со всем этим. Только разобрал не до конца.
— И что же там говорится? — поторопила Оля. Ситуация тревожила её всё сильнее с каждой минутой, точно Фролов уже стоял за дверью квартиры и нехорошо улыбался, а змея на его плече раскачивалась в ожидании прыжка.
Только сейчас она поняла, насколько сильно влипла. Влипла даже не сегодня, а ещё тогда, когда решилась начать видеть. Вот только выбор уже был сделан — навсегда, без возможности его отменить. И ничьей вины, кроме её самой, здесь не было. Хоть Женька и считал иначе.
— Я буквально пару слов понял, — он досадливо захлопнул тетрадь и кинул её на стол перед собой. — Из расшифрованного — буквально: «человек — тварь, носитель, симбионт, убить паразита».
— Как-то бессвязно.
— Так и должно быть. Русский язык вообще слабо приспособлен для таких шифров, слишком много падежей и словоформ, — пояснил Женька. — Те, которые зашифрованы сложнее, должны дать больше информации, но я так и не нашёл ключ.
— Ты вообще его ищешь?
— Ищу. Но никаких зацепок нет. Ни заметок на полях, ни информации в самом тексте, ни в маминых книгах ничего. Думал, может, есть ещё один дневник — нет, только конспекты из вуза, но и в них ни слова.
Оля наморщила лоб и потёрла виски. Отголоски сотрясения до сих пор иногда отдавались приглушённой головной болью. Слабой, но различимой, как будто болело сквозь вату, сквозь толстый слой бесчувственной плоти.
— Там сказано «убить паразита»… — протянула она. — Может, надо просто уничтожить эту змею?
— А ты уверена, что это не убьёт и самого Фролова? И уверена, что это вообще возможно — убить тварь, которая уже в кого-то вселилась?