— Уйдите, — сказала, не глядя на него. — Я хочу побыть одна…
Володя пожал плечами, но послушно ушел, испытывая в душе облегчение: не выносил женских слез.
Асмик задумала познакомить Володю со своими друзьями. Как-то привела его к Михаилу Васильевичу.
Кроме них троих там была еще Туся.
Володя был не в настроении, молча катал хлебные шарики, откровенно зевал.
Туся удивленно переводила взгляд с него на Асмик. Все никак не могла понять, что же их связывает.
По привычке красивой, избалованной мужским вниманием женщины она даже попробовала пококетничать с ним.
Она сказала, обращаясь к Асмик, но уголком глаза следя за Володей:
— Посмотри, у меня ни с того ни с сего выступили веснушки.
— Почему ты их не сведешь? — спросила Асмик. — Теперь, говорят, их легко сводят.
— Не хочу, — ответила Туся. — Я считаю, что веснушки — одна из примет молодости. — Обернулась к Володе: — А вы как считаете?
— Не знаю, — буркнул Володя. — Я — хирург, а не косметолог.
Туся улыбнулась:
— Вы не самый большой джентльмен из всех, кого я знаю.
— Ну и что из этого? — спросил Володя.
Туся вынула сигарету, закурила, следя глазами за тающим дымком.
— Когда ты курить бросишь? — ворчливо спросил Михаил Васильевич. — Дымит, словно труба паровозная…
— Никак не могу отвыкнуть, — сказала Туся. — А вы, Володя, курите?
— Нет, — ответил Володя.
Разговор, в общем, не клеился. Асмик поняла, первая сказала:
— Пора по домам…
Они шли с Володей вдоль Никитского бульвара.
Асмик спросила:
— Правда, милые люди?
— Кто? — переспросил Володя.
— Михаил Васильевич, Туся. Это мои друзья.
Володя приподнял воротник пальто, словно хотел отгородить себя от всего мира.
— Ничего особенного.
— Как ничего особенного? — возмутилась Асмик. — И Туся тоже ничего особенного? Она же такая красивая…
— Была, — сказал Володя.
Неожиданно это короткое, небрежно сказанное слово укололо Асмик.
— Мы с ней одного возраста, — сухо бросила она.
— Вы — это вы, — ответил Володя. — А она — пшено.
— Что значит пшено?
— То и значит. Пшено не рис и даже не гречка.
Асмик обиделась. Как это он, в самом деле, лихо сплеча рубит! Кто он такой, чтобы походя поносить хороших людей? Что это за непонятное высокомерие?
Она решила не говорить больше ни одного слова. А он не обратил ровно никакого внимания на ее обиду.
Так и шли оба, молчали.
Возле ее дома он сказал:
— Пока. Я поехал.
Было сыро. Дул ветер. Асмик представилось, как он будет сейчас трястись в электричке, потом топать по грязи, добираться лесом домой. А дома, должно быть, холодно, печка давно остыла…
— Идем ко мне, — сказала просто.
Он подумал.