– Ладно. – Он берет меня за руку, кладет другую руку на мою талию. Я стараюсь не думать о том, что он касается меня. – И что теперь?
– Давай начнем с самых простых па. Поставь ноги вот так. Хорошо. В основном ты должен двигаться по квадрату. Вот так. – Я проделываю па вместе с ним. Он схватывает все на лету. – Отлично. Теперь поведешь ты.
Кэл немного расслабляется. После того как он проделывает несколько па, его движения становятся менее скованными и неуклюжими, более естественными и плавными. Я тоже расслабляюсь, забываю о па и начинаю острее чувствовать его руку в моей руке, прикосновение его теплой ладони к моей пояснице.
И резко отстраняюсь. У него делается ошарашенный вид, но он быстро стирает это выражение со своего лица.
– Вот видишь? – говорю я, наверное, чересчур бодро. – У тебя все получается просто отлично, как будто ты всегда умел танцевать. Это немного похоже на фехтование, только приятнее. Ты даже ни разу не наступил мне на ногу. А теперь попробуем выполнить более сложные па. Ты отпускаешь мою руку, я вращаюсь, и ты притягиваешь меня к себе. Понял?
Кэл учится быстро. Когда я делаю разворот, он берет меня за правую руку, и мы снова сближаемся так ловко, как будто делали это уже много раз.
Мы проделываем все движения еще несколько раз, чтобы вращение и остальные па слились в единое целое. Он движется легко и проворно, что неудивительно при его навыках. Он великолепно владеет своим телом и инстинктивно понимает, что надо делать, чтобы наши тела слаженно двигались вместе. Но я стараюсь не думать об этом. Вероятно, тут дело опять в его актерском мастерстве, и эта мысль разрушает очарование.
– Тебе надо просто запомнить па различных танцев. Думаю, это получится у тебя легко. Возможно, ты уже сейчас танцуешь лучше, чем я сама, – говорю я.
Он пожимает плечами, но не отвергает мой комплимент.
– Твой отец никогда не брал тебя с собой ко двору? Не водил на местную ярмарку? – спрашиваю я, закончив учить его различным танцам.
Кэл стаскивает с себя плащ, отбрасывает его в сторону и плюхается на стул.
– По правде говоря, я почти не знал отца. То есть я его, конечно же, помню. Но он часто и подолгу бывал в отъезде из-за своей работы. Так что я не смог узнать его так хорошо, как сын должен знать отца. И он никогда не брал меня ни ко двору, ни на ярмарки. У него было слишком мало времени.
Должно быть, он видит участие, написанное на моем лице, потому что поспешно добавляет:
– Не пойми меня неправильно – я знаю, что он любил меня. Но, думаю, он толком не знал, как быть отцом. Вряд ли он ожидал, что ему придется растить своего ребенка в одиночку. Но он многому меня научил. И он рассказывал мне истории. Истории, которые сам услышал от моей матери.