– Нет, конечно, – фыркнула Мирелла.
– Тогда к чему ты клонишь?
Мирелла скрестила руки на груди и нахмурилась.
– Я пыталась рассказать тебе предысторию.
– Да, но это всего лишь легенда. – Нита попыталась скрыть раздражение в голосе. – Меня интересуют факты. Кто ты?
– Я человек, – окрысилась она. – Такой же, как ты.
Нита вздохнула.
Мирелла продолжала дуться.
– Однако моя пигментация похожа на дельфинью. Я меняю цвет в зависимости от рациона. Все эти истории были основаны на легендах о моем народе.
Нита прислонилась к стеклянной стенке своей камеры.
– У тебя есть еще какие-нибудь способности, кроме этой?
– Нет.
– Никаких других изменений?
Нита и не надеялась услышать другой ответ. Цвет кожи меняется благодаря наличию в пище каротеноидов. Люди, особенно младенцы, тоже могут в некоторой степени менять свой цвет. Она читала о детях, которые становились желто-оранжевыми из-за того, что ели слишком много моркови, а их матери почти всегда списывали это на желтуху. Еще в далеком детстве Нита пыталась менять свой цвет, но делать это оказалось сложнее, чем ей казалось, плюс в ее коже изначально было много меланина.
С тех пор она не пыталась экспериментировать с цветом кожи, хотя думала, что сейчас ей удастся его изменить. Может, в двенадцать лет и круто быть искусственным хамелеоном, но в данный момент Нита не видела смысла, тем более вряд ли сильно поможет.
– Насколько я знаю, никаких.
– Это бесполезно.
Мирелла посмотрела на Ниту со злостью.
– А у тебя есть другие способности, кроме самоисцеления?
Нита задумалась. Ее мать умела увеличивать свои мышцы, придавая им почти сверхчеловеческую силу. А есть ли такая способность у самой Ниты?
Как ей это сделать? Сможет ли она заставить мышцы расти быстрее? Ей хотелось еще и ускорить процесс, поэтому, возможно, ей удастся синтезировать эффект стероидов. В висках застучало – она принялась за работу.
Боли Нита не чувствовала – болевые рецепторы были отключены. Но кровь в висках стучала, и удары отдавались в ушах, будто низкочастотные басы. Это говорило об одном: сегодня она перенапряглась, а в крови все еще оставался успокоительный препарат. Но Нита не прекращала до тех пор, пока рука не отяжелела настолько, что она едва смогла ее поднять.
Затем, встав на ноги, она изо всех сил ударила кулаком по стеклянной стенке.
Стекло задрожало, но не треснуло. В отличие от трех пальцев Ниты.
Завалившись назад, она упала на пол и посмотрела на свои изогнутые пальцы и запястье с разорванными сухожилиями, которые нужно было восстанавливать. Если бы Нита могла чувствовать боль, то, вероятно, уже визжала бы как резаная. Что ж, рядом с Ковитом отсутствие боли было непредвиденным преимуществом.