. К 15 сентября 1918 г. большинство из них было освобождено, за исключением лиц, прямо связанных с конкретной контрреволюционной деятельностью
[571]. Две трети арестованных освобождены в течение трех дней, т. е. до 12 сентября 1918 г., и одна треть в ближайшее время за этой датой
[572]. Всего надо было освободить, с учетом требований иностранных государств, до тысячи человек
[573]. Количество увеличивалось за счет союзных Германии государств, в частности, по списку генерального консульства Украины необходимо было освободить 23-х граждан этой страны, числившихся в опубликованных списках заложников
[574]. Кроме Украины, списки на освобождения представили Государственный Совет Литвы, Грузинская демократическая республика, Польша и др. Государства
[575]. В пункте третьем, выработанного к 16 сентября 1918 г. соглашения между ПГЧК (переговоры вел Иоселевич) и германским представителем говорилось: «Лиц, пользующихся германским покровительством недопустимо считать заложниками, ни расстреливать. Чрезвычайная комиссия полагает, что это относится только к тем лицам, против которых не выдвинуто определенных конкретных обвинений»
[576]. Одновременно с требованием Германии ноту протеста Г. Е. Зиновьеву от союзных держав предъявил дуайен консульского корпуса Э. Одье. Эта попытка вмешательства во внутренние дела Советской России была оценена как «акт грубого вмешательства США во внутренние дела России»
[577]. Поэтому освобождение союзнических английских и французских заложников продвигалось более медленными темпами. Часть заложников так и не дождалась освобождения, т. к. их претензии на иностранное подданство часто не были обоснованы, а у государств Антанты не хватало средств для поддержания своих требовании об их освобождении
[578]. Использование иностранных граждан в качестве заложников продолжалось в случае необходимости и после периода красного террора, правда, в меньших масштабах
[579].
Несмотря на принятые еще 19 августа 1918 г. декрет Совета Комиссаров Северной Коммуны о необходимости публикации о каждом случае смертного приговора, большинство жертв красного террора в Петрограде остались безымянными[580]. Существует единственный, с запозданием опубликованный, список расстрелянных Петроградской губчека в период красного террора из 68 фамилий[581]. В него были включены 8 представителей «Союза спасения родины и свободы» и «Каморры народной расправы», 10 правых эсеров-участников военной организации, 6 лиц, расстрелянных за вербовку белогвардейцев на Чехословацкий (Восточный) фронт, 1 правый эсер по делу В. Володарского и 43 человека за систематическую агитацию против советской власти с целью ее свержения, в т. ч. 5 священников, 6 офицеров и один помещик. Социальный состав остальных 732 жертв красного террора в Петрограде неизвестен. Можно только предполагать о преобладании среди них бывших офицеров, как это было при проведении красного террора в других губерниях.