Арман вздохнул. Сиделка, видимо, боялась его как огня, так и застыла, согнувшись в поклоне. Она была немолодой, волосы прибраны под накрахмаленный чепец. Арман обратил внимание на увитые вспухшими венами руки. Руки, привычные приподнимать и ворочать с боку на бок тяжелую Витту.
– Подойдите, – сказал он.
– Ваше величество! – Женщина приблизилась и бухнулась на колени. – Я делала все, что мне говорили. Не велите казнить!
– За что вас казнить, льесса, – пробормотал он, – всю жизнь, считай, с ней просидели.
– Так ведь…
– Если готовы и дальше работать, оставайтесь здесь.
– Спасибо, ваше величество, спасибо, непременно останусь. Это великая честь – служить здесь…
Внезапно Арман ощутил такую тоскливую пустоту в душе, что хоть волком вой. Почему все так? Он ведь пытался. Надеялся. И выходит, впустую: все, о чем узнал, – только то, что Витта действительно жива. Но нужно ли жить так?
Арман все еще держал неподвижную, мягкую и теплую руку в своих руках. Невыразимо хотелось поговорить с Виттой, рассказать ей, как дорого она ему стоила. Но что толку, если она находится в своем уютном и непонятном для других мирке?
Все же он пожал ее безвольные пальцы и тихо сказал:
– Ну вот. Добро пожаловать домой, Витта. Теперь я буду о тебе заботиться. Было бы здорово, если бы ты понимала, как много мне пришлось отдать за то, чтобы ты была здесь со мной. Но ты не поймешь.
Аккуратно положил руку Витты поверх покрывала.
– Оставайтесь, – сказал он сиделке, – вас разместят здесь со всеми удобствами. Все нужное купят.
В светлых глазах сиделки вспыхнуло любопытство. Похоже, ей чрезвычайно хотелось узнать, кем приходится ее пациентка самому королю, но конечно же спросить она не посмела.
Арман посидел еще несколько минут, но смотреть на Витту было просто больно. И от этой боли просыпалась злость – на самого себя, на судьбу, что разложила карты именно так, на королеву, у которой жажда бессмертия застлала все, что еще могло сделать ее человеком.
Он кивнул сиделке и пошел прочь, в душе надеясь, что Витта хотя бы звук какой-нибудь исторгнет. Ну хоть промычит что-то. Но нет. Ласточка лежала очень тихо и, похоже, совершенно не сознавала ни себя, ни свое окружение.
В коридоре его нагнал старый Меркл. Арман услышал, как он кожаными подошвами, подбитыми медными гвоздиками, топает по полу, и специально остановился, чтобы дождаться.
Меркл, старина Меркл.
Все тот же неизменный венчик совершенно седых волос, легких, как пух одуванчика, очки с толстыми линзами в массивной роговой оправе.
– Ваше величество! – Старик запыхался. – Ваше величество, вы уж простите… да, простите старого. Не мог я рассказать все, как было.