В конце концов, подтверждая народную мудрость про двух зайцев, у меня не удалось ни то, ни другое. Дубинка хоть и вскользь, но все равно ощутимо сквозанула меня по черепушке, вызвав в ушах тонкий звон, а мощный удар второго нападавшего уже окончательно отправил меня в забытье. Я даже не успел почувствовать падения на асфальт, потому что отключился еще до того, как моя тушка коснулась земли.
* * *
Глядя на распростертое перед ним тело в дорогом костюме, Чиж ухмыльнулся, встряхивая отбитый кулак.
– Ну вот, а разговоров-то было. Да, Вагон?
– Ага… – пробормотал тот, переминаясь разутыми ногами на холодном асфальте. Ботинки его заставил снять Чиж, чтобы Вагон мог подкрасться бесшумно, пока фраер отвлечен разговором. Каким бы крутым бойцом тот ни был, но против лома приема до сих пор не придумали. Особенно если этот лом летит в затылок. Но даже так этот хрен успел что-то в последний момент почувствовать и обернуться! Признаться, со страху в первое мгновение даже рука с дубинкой дрогнула, но на помощь пришел Чиж. Он короткой серией мощных ударов, которые даже со стороны было страшно видеть, отправил стилягу в костюмчике отдыхать.
– Чисто сработал, – Чижевский хлопнул подельника по плечу, отчего тот слегка пошатнулся, – камеру успел ослепить?
– А то! Сразу забрызгал, как только ты отмашку дал.
Для этого Чиж сказал взять ему из багажника флакон WD-40. Когда Секирин только появился в поле зрения, Вагон метнулся к камере наблюдения, направленной на его белую спортивную «Ауди», и щедро забрызгал пластиковый колпак «вэдэшкой». В ближайшие десять-пятнадцать минут, пока смазка не стечет с защитного стекла, объектив камеры не покажет ничего, кроме мутной серой пелены, за которой можно будет различить только редкие крупные силуэты автомобилей и огни габаритных огней.
– Черт, ты меня просто поражаешь, Вагон! Растешь прямо на глазах. Я за тебя словечко перед пацанами замолвлю, будь уверен.
– Спасибо…
– Спасибо много, должен будешь. Ладно, хорош базлать, грузи этого штрибана в салон. Сейчас поедем веселиться.
* * *
Сознание возвращалось ко мне медленно и мучительно. Голова кружилась, а во рту стоял неприятный привкус крови вперемешку с горечью. Попытка разлепить тяжелые веки привела лишь к острому приступу головной боли, которая отдавала резким покалыванием в правый глаз и висок. Еще и за ухом ощутимо пульсировало и болело, а сам орган слуха гудел, как перенапряженный трансформатор, с трудом улавливая звуки. Похоже, именно туда пришелся молодецкий удар кулаком от разговорчивого здоровяка.