Вот тут-то мы и обнаружили, что «все подруги по парам в темноте разбрелися», то есть все вакантные места во Дворце заняты. Я вспомнил о большом концертном зале и повел туда Ольгу.
Как оказалось, на свадьбе было не два инструмента – баян и гитара, – а три. Третий инструмент – рояль – стоял в полумраке сцены концертного зала. На нем происходило какое-то действо. Тут мы с Ольгой увидели большую задницу, ритмически колыхавшуюся вверх-вниз, и приглушенные сладострастные женские стоны. При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что задница принадлежит дяде Пете, который был без штанов, но в пиджаке. Полами пиджака он попытался прикрыть лицо солидной незнакомки, это ему плохо удавалось. Он замахал рукой в нашу сторону и прохрипел какую-то пьяную бредятину, типа: «Проваливайте отсюда, не мешайте работать!»
Удивительное дело – большая сцена, большой зал, а им места мало для интима! На двоих им подавай такую территорию. Но делать нечего, и мы ретировались. Найти укромный уголок было непросто. В конце концов, одна из лестниц, ведущих на второй этаж, привела нас на небольшую площадку, с одной стороны которой были перила, а с другой – вход, возможно, на крышу. Вход, естественно, был заперт, зато рядом я обнаружил при помощи зажигалки небольшую аркообразную нишу (фальш-арку, что ли). В нише обнаружилась фреска местных художников-самородков – девушка стояла на стоге сена, подбоченясь, а правой рукой прикрывала лицо козырьком, всматриваясь вдаль. Яркий сарафан развевался на ветру, обнажая загорелые ноги. Внизу у стога стоял юноша в косоворотке с вилами, обнажая плотоядные зубы. Фреска как бы говорила: «Попалась, голубушка, вот я тебя сейчас на вилы!»
На нишу можно было присесть, что я и сделал, привлекая к себе Ольгу. Наши поцелуи, неожиданно бурные и энергичные, завели нас далеко от безобидных игр. Руки мои жадно ощупывали Ольгу с ног до головы, губы нашли ее груди и присосались к ним. В какой-то миг я решился снять с нее трусики и не обнаружил противодействия. Трусики быстро перекочевали мне в задний карман «вранглеров». Ольга тоже не теряла времени зря и по-хозяйски завладела моим мужским достоинством, заиграв на нем нежными пальчиками, как профессиональная флейтистка. И вот я уже проникаю в нее, держась за упругие ягодицы.
– Ах! – вырвалось из уст перевозбужденной Ольги.
– Тихо! – шепчу я, понимая, что криками мы можем привлечь нежелательных зрителей.
Мы опять начинаем совокупление, теряя слух, зрение, а значит, бдительность. Между прочим, это давало какой-то дополнительный стимул наслаждения – балансирование между тайностью действа и его возможной неожиданной публичностью. «Ах!» – опять вырвалось у Ольги. «Да не ори ты!» – нежно шепчу я, если нежность как-то сообразуется с ором! Но поздно, поздно. Темная фигура перепившегося идиота уже приближалась к нам по лестнице. Ольга отскочила от меня, поправляя юбку. А что делать мне, куда спрятать далеко выдвинувшийся отросток моей обнаженной плоти? Просто в штаны он не желал прятаться, мне оставалось лишь нелепо прикрыть его руками, скукожившись не совсем естественно. Мужчина чиркнул спичкой и долго разглядывал меня и мою подругу при свете огня, поднося его то к моему лицу, то к лицу Ольги. Хотелось послать его вдоль по Питерской при помощи всего словарного багажа нелитературной лексики, и для скорости – хорошенько пнуть под зад. Но, увы! Я был скован нелепостью своего естества. Приходилось терпеть. Пьяный идиот, убедившись, что его женщины, жены, дочери или кого-то там еще нет, попросил сигаретку и сам убрался восвояси. Испортив все сексуальное настроение и значительно приглушив пожар страсти.