Алевтина Ивановна и Клава накрыли на стол молниеносно. Инна подумала было предложить помощь, но поняла, что это будет не только бесполезно и даже не оскорбительно — это нарушит порядок.
Сели обедать.
Инна сидела за этим столом второй раз. Ей здесь нравилось. Здесь была неизменность. Так же в правом углу поставили тарелку с крупными, толстыми кусками белого хлеба. Так же, на том же месте, на том же завитке цветочного лепестка на клеенке стояла деревянная солонка.
Алевтина Ивановна подала огромный, пышный, квадратными кусками нарезанный пирог с картошкой.
Пили водку.
— Ну, со свиданьицем!
— Как там наша-то? Не капризничает, свекрови будущей не перечит?
— Да нет, что вы. Надя — умница, она замечательная.
— А Лешенька как, здоров?
— Здоров, спасибо.
— Он у вас мальчик видный, но больно уж умный. О здоровье, боюсь, не думает.
— Ну, давайте-ка еще по одной.
— Это вы, Инна Николаевна, хорошо сделали, что приехали. Очень даже правильно.
— Верно говоришь, Алевтина. В точку. Что вам там киснуть, в выхлопных газах этих ядовитых. Леша-то с Надькой молодые, сами справятся. Свадьба — дело важное, но надрываться не надо.
— Я… В общем… Во-первых, извиниться хотела. За Лешу, что тогда так получилось…
— Ой, да мы забыли давно.
— Плюньте и забудьте вы это, Ин Николаевна, я вам так скажу. По-простому, по-родственному. Ну выпил парень лишку, с кем не бывает.
— Вон Василий, когда молодой был, — как наберется, мозги уж отключатся, так идет на бровях, аж через весь город, в родительский дом, будто своего еще не построил. Все по юношеской памяти туда проспаться приходил.
— Ну ты, Алевтина, ври, да не завирайся.
— Да что ты, Вась. Я отлично помню. Приду, она ревет, как рева чухонская: «Клавка, он к Зойке пошел ночевать». А я ей говорю: «Не греши на мужика понапрасну, а то и вправду загуляет». Так я, представляете себе, Инна Николаевна, эту вот дуру здоровенную за руку хватаю — и бегом с ней по всей Рязани до его родителей.
— Ладно тебе, Клав, не позорь. Уж у меня щеки от твоей болтовни горят.
— Ну и ничего, это ж все так и было. И вот прибегаем мы с ней к его родителям светлой памяти, прибегаем — а он там уже, на кровати на своей храпит, как ангел. «Ну что, — говорю. — Ну где Зойка-то?» И бегом обратно — тут же у нее Надька маленькая, одна дома.
— Ой, вогнала ты меня в краску, Клавка. Но уж что было, Инна Николаевна, то было. Бывали такие пробежки. Вот он, спорт, откуда берется…
И так еще час, и еще. И вот уже следующая бутылка, разговор сбивчивый, жаркий, обед в ужин переходит. Появляется самовар. Варенье клубничное, свеженькое, и сливовое — прошлогоднее еще. Торопиться некуда, завтра — целый день впереди, а нынче — вечер, гости, веселье.