— Башку пригни, дурень! — ударил по затылку молодого егеря Карпыч. — Без башки куды кашу-то будешь класть?! Всё-ё, отвоевались пока! Не взял всё ж таки нас турка! Как бы он ни старался, только лишь за хвост чуток царапнул!
— …Во время поиска за Дунай с партиями подполковника Ферзена отдельная особая рота главного квартирмейстерства первой армии участвовала вместе с отрядом орловского пехотного полка во взятии береговых шанцев, — докладывал барону фон Оффенбергу Егоров. — Затем, отделившись от партии премьер-майора Шипилова, рота перерезала дорогу отходящим из деревни Еникюй остаткам разгромленного алая сипахов. На месте устроенной засады было убито семь десятков турецких всадников вместе с командиром алая Мустафой-пашой. Ещё около десятка османов, из которых трое субаши[3] было взято в плен. Кроме того, пленён старший писарь алая, который дал на месте показания, что он в эту тысячу переведён только лишь месяц назад из писарей гарнизона крепости Шумла, — и Лёшка взглянул на прямо-таки насторожившегося после его слов полковника. — При первичном полевом допросе этот писарь дал очень обширные сведенья по войскам турок в провинции и в придунайском районе. Пленный изъявил желание сотрудничать с русским командованием.
«Ого, а как глазки-то у Генриха Фридриховича горят», — с удовлетворением подумал Лёшка и продолжил доклад:
— Участвуя в бою по прикрытию отхода отрядов подполковника Ферзена, рота уничтожила подрывом шесть орудий вместе с подошедшим противником. Часть шанцев была при этом разрушена. Потери особой роты во время поиска — двое рядовых, ранено семеро, один из них покалечен. Пользуясь случаем, прошу вашего ходатайства на перевод в особую роту егерей двух рядовых из Орловского пехотного полка, кои сами изъявили желание служить у нас. Оба они проявили себя в этом последнем поиске за реку. И вот ещё, Ваше высокоблагородие, кое-что из трофеев. — Алексей положил перед полковником на дубовый стол свёрнутую материю.
Фон Оффенберг развернул её. В его руках было большое шёлковое знамя красного цвета с прямоугольными фиолетовыми и чёрными вставками.
— Ваше высокоблагородие, там подполковник Ферзен обещался тоже про нас в своей реляции указать. Но кто его знает, вдруг он чего и забудет, а тут как бы и трофейное знамя для вас. Мы уж не показывали его никому, вы первый из высокого начальства его увидали. И вот мой рапорт по всему нашему делу. — Лёшка с улыбкой положил на тот же стол исписанные листы бумаги.
— Ну ты и плут, поручик, — покачал головой барон. — Ну, ладно знамя, пусть там квартирмейстеры всеми этими тряпками восторгаются, меня-то ты этим уже не удивишь, а вот язык твой, про которого ты только что тут рассказывал, он-то сам где?