— А я, как здешние, привык и даже не замечаю погоды, — отозвался Клюев.
— Давно в Туркмении?
— До революции поселился.
— Смотри пожалуйста! И здоровье позволяет?
— Здоровье позволяет. Фортуны нет.
— Ископаемое слово.
— Что вы сказали?
— Так просто. Неважно. А в Небит-Даг когда приехали?
— Летом четыре года будет. А до того лесничим работал.
— Далеко?
— Поблизости. В Красноводске.
— В Красноводске? — переспросил Ключевой. — Лесничим в пустыне?
Он рассмеялся тихо и отрывисто.
Клюев неторопливо намазывал масло на хлеб, накладывал на блюдечко алычовое варенье.
— Вот вы на Балхан смо́трите, — сказал он, — а того не знаете, что на северном склоне арча растет.
— И густо?
— Не густо, а тысяч пять корней будет.
— На полставке работали?
— Зачем же. Есть район, — значит, есть и лесничий. А раз есть должность — есть и ставка. Что в Красноярске, что в Красноводске — одинаково.
— Интересно.
— Совершенно одинаково, — повторил Клюев. — А пустыня, что ж пустыня… Разве туркмен огня не разводит? Сами знаете, саксаулом топятся. Я и областным саксаулом распоряжался. Дерево твердое — однако горит.
«Правильно, — подумал Ключевой. — Твердое дерево тоже горит».
— Значит, были работник областного масштаба? — сказал он. — Здесь-то должность помельче.
— Фортуны нет. Съели меня в Красноводске. С начальством много спорил.
— С начальством спорить не следует, — сказал Ключевой и надолго задумался.
А ведь было время, сам спорил. В тридцать первом, когда решили прикрыть промысла за нерентабельностью, примчался в Москву. С поезда — в наркомат, ходил по всем кабинетам, от главбуха до наркома, и спорил. Мало сказать, спорил — орал! В двенадцатом часу ночи выскочил из Делового двора на площадь Ногина. Дождь. Хотел окликнуть извозчика, а голоса не слышно. Сорвал.
Растерялся и попер по бульвару под дождем до самого памятника героям Плевны. Сел на шестнадцатый и — на Разгуляй, ночевать к товарищу.
А ведь переспорил. Послали комиссию решать вопрос на месте. До Ашхабада пять дней пути — всю дорогу издевались. Мы-то, мол, комиссия, но какая? Лик-ви-да-ционная! В Ашхабаде пересадка и еще сутки до Небит-Дага. Жара апоплексическая. Чиновники озверели, толстовочки поснимали, сетки — навыпуск и пугают: мы у вас не заживемся, климат неподходящий. Проект решения в вагоне составили. Прикроем. Они-то прикроют, а самому чем крыть? Две пачки «Казбека» в день. И молчал.
Подъехали, а над городом черное облако. Есть бог на свете! Четырнадцатая дала фонтан. Семь дней фонтанировала скважина, пять тысяч тонн нефти в сутки на круг. Дали телеграмму наверх. В министерстве не поверили, в Красноводске не поверили, не верили и в Баку. Заглохла четырнадцатая на восьмой день. За неделю выдала сорок тысяч тонн. Двадцать девять лет прошло, а все цифры в памяти. Как на камне высечены…