— Нам надо уехать из Кисловодска.
— А что, возьмем и поедем в Обоянь к сестре, — не задумываясь согласилась она. — Только как с жильцами? У меня и в сараюшке коечники.
Аргунихин молча откинулся на спинку стула, ничуть не склонный искать выхода. Аннушка, немного помолчав, сказала:
— Я Галиевых тетку попрошу. Переедет ко мне. Однова живем!
В Обояни ему неслыханно повезло. Через день выдавали замуж племянницу Аннушки, приехали родственники из Курска, из Белгорода, из деревни под Льговом. Пьянство началось до свадьбы и продолжалось еще четыре дня. Задумываться было некогда, Аннушку оттеснили собутыльники. Аргунихин даже не знал, в каком качестве он был представлен родственникам — мужа, сожителя, соседа по купе? Может быть, жениха? Последнее время ему доставляло удовольствие издеваться над самим собой. Раньше этого никогда не случалось. Он понимал, что неудержимо катится вниз.
Только раз он остался днем наедине с Аннушкой, когда, захваченная общей суматохой, она повлекла его в промтоварный магазин покупать подарок молодым. Выбирать особенно было нечего, они купили тюлевые занавески и дорогой письменный прибор из уральских самоцветов. Жених работал прорабом на карьерах под Белгородом, и письменный прибор очень развеселил Аргунихина.
— Ничего-то ты для меня не жалеешь, — говорила Аннушка, радуясь богатой покупке и его шуткам. — Поросеночек мой! Мы тебя откормим, а главное, не бойся. Приедем в Кисловодск, так запрячу — никакая милиция не отыщет!
И тут только Аргунихин понял, что она принимает его за блатного, может даже за беглого уголовника, и развеселился еще больше. И, еще не отдавая отчета зачем, из горького озорства, решил играть эту роль до конца.
— Там из родственников никто в органах не работает? — спросил он, нахмурившись.
— Наши — все подряд из торговой сети. Даже Валька — невеста — на товароведа кончает.
— А со стороны жениха?
— Тех не знаю, да долго ли узнать? Главное, не нервничай, не до нас им…
Она подхватила его под руку, крепко прижала локоть к горячей груди, давая понять, что с ней ему нечего бояться.
На третий день гости пили уже на свои. Аргунихин, не считая, бросал десятки, какой-то парень в грязных белых брюках на «молниях» бегал за поллитровками, Аннушка, пригорюнившись, заунывно пела: «На тебе сошелся клином белый свет…» А когда трезвая, усталая ее сестра, не стесняясь, показала на Аргунихина и прошептала: «Смотри не прошибись. На шею сядет», — она развела руками и сказала:
— Мужчина…
Пить подряд Аргунихин не привык, с утра ходил как в тумане и из всего этого многодневного сабантуя запомнил только короткий разговор Аннушки с сестрой да еще худого, лысого завмага с расстегнутым воротничком, который все время напевал из оперетки: «Знаю я одно прелестное местечко…» — и совершенно не пьянел.