Изнемогая от скуки, отец идет с газетой к Фене на кухню, тычет пальцем в хронику происшествий и торжественно читает вслух:
— «Гражданка Фирсанова, проживающая на Домниковской улице, в доме номер 1/15, решила подлить керосина в зажженный примус. Горящая жидкость вспыхнула ярким пламенем…»
— Это откуда же жидкость взялась? — подозрительно спрашивает Феня.
— То есть как откуда?
— Брешут ваши газеты! Подливали керосин, а вспыхнула жидкость?
— Да что же вы, черт побери, керосин ножом, что ли, режете?..
Тоска гложет отца. Тоска и безнадежность. Дело даже не в деньгах. Денег на две недели хватит, а больше чем на две их никогда и не было, да никто из нас не привык так далеко загадывать. Беда в том, что он совершенно не умеет отдыхать, никогда в жизни не брал отпуска и не знает, как жить без театра. Все в доме кажутся ему холодными и равнодушными, даже Феню нельзя напугать угрозой пожара. В уборной он читает монолог Дмитрия Самозванца: «Довольно, стыдно мне пред гордою полячкой унижаться…» Мама усматривает в этом некоторый намек — она полька по дедушке. Время тащится медленно, как на вокзале. Полдня проводить в уборной непорядочно по отношению к домочадцам, а на людях обнаруживать свои затаенные мечты он не хочет. Мелкие забавы, вроде выметания из-под дивана вековой пыли, не могут заполнить досуга. Наконец его осеняет блестящая идея: надо постричь пуделя! Предприятие это трудоемкое. Собачий парикмахер, единственный на всю Москву, живет во Всехсвятском, телефона у него нет. Все утро отец прихорашивается перед зеркалом и отправляется в путь.
Старичок с пушистыми седыми бачками и ярко-голубыми глазками появляется на другой день. Как человек дипломатичный, он не сразу приступает к делу, а долго похлопывает пса по широкой, как у цирковой лошади, спине и приговаривает:
— Хороший кобель, породистый кобель… Медали есть?
Отец до крайности польщен. В свое время Антипа подобрали на помойке.
Раздвигают обеденный стол, выталкивают его на середину комнаты под люстру. Антипа со связанными лапами кладут на бок, как овцу. Он закрывает глаза и безропотно ждет. Отец смахивает слезу.
Стрекочет машинка парикмахера, черные космы падают и рассыпаются по полу. Пес понимает, что ничего страшного не происходит, сладко потягивается. Отцу надоедает роль пассивного наблюдателя.
— Уши-то, уши что же вы оставили? И браслеты на лапах надо бы поуже, — пытается руководить он.
— Уши у пуделя в кудрях. Это всем известно. А браслеты — два сантиметра от корней. Стандарт. Что в Лондоне, что в Москве, — объясняет парикмахер.