Мисс Барнс снова заговорила, но так тихо, что Эсси пришлось податься к ней, чтобы расслышать:
— А что, если я устрою вступительные экзамены здесь, во время классных занятий? Я смогла бы организовать это в четверг, когда у мистера Мортона еженедельная встреча с отцом Макгуайером.
Герти уже уложила свой портфель и теперь стояла возле приоткрытого окна. Легкий ветерок играл ее растрепанными локонами. Эсси отметила, что она начала сутулиться, а цвет волос потускнел. По мере того, как умная девочка взрослела, все детские надежды лопались, как мыльные пузыри. Эсси же хотела, чтобы ее сестра становилась еще умнее, сильнее и увереннее. Возможно, в будущем она смогла бы стать учителем, как мисс Барнс.
Эсси посмотрела на свои мозолистые ладони, она сознавала, что Герти заслуживает лучшего, чем гробить свою жизнь на фабрике. И Эсси была полна решимости помочь ей в этом. Она взяла письмо из рук мисс Барнс.
— Спасибо. Вы очень добры. Наша мать, с ней бывает…
— Я понимаю… Правда, Эсси. Если бы я могла забрать с собой весь класс, я бы это сделала. Но поверьте, Гертруда действительно особенная. У нее живой ум. Гибкий и пытливый. Знаешь, каждый день после уроков я иду на собрание…
— Суфражисток? — шепотом спросила Эсси, будто ее могли арестовать только лишь за произнесение этого слова.
— Да. А ты знаешь, зачем я хожу на эти собрания?
— Чтобы женщины получили право голоса?
— Не только. Я хожу и на другие собрания в Ист-Энде, которые проводит Сильвия Пэнкхерст. Она организовывает уход за детьми, пока их матери работают или учатся. Благотворительные столовые. Сбор одежды. Забудь о том, что пишут о суфражистках в газетах, Эсси. Они не праздношатающиеся девушки в красивых юбках и с ленточками на шляпках. Мы хотим перемен. Образование. Выборы. И самое лучшее, что я могу сделать для нашего движения, это обучать девочек, а они будут учить еще других. И потом мы потребуем голоса в парламенте. Присутствие в судах, в больницах. Однажды мы добьемся того, чтобы женщины могли работать где угодно.
Эсси не отрывала взгляда от своих великоватых по размеру ботинок, надеясь, что мисс Барнс не заметит нахлынувших на нее сомнений. Женщины в университетах? На государственных должностях? Все это казалось еще менее вероятным, чем право голоса для жителей района, в котором жила семья Эсси.
Мисс Барнс взяла Эсси за руки. У нее были теплые ладони.
— Пожалуйста, я прошу тебя. Сделай так, чтобы ваша мать подписала это письмо.
— Я постараюсь.
Мисс Барнс была права. Герти успевала закончить задания по переводу, орфографии и алгебре раньше, чем большинство детей справлялось лишь с первой задачей. Когда Герти рисовала чей-нибудь портрет, ей удавалось ухватить самую характерную черту. Она была не просто умной — многие дети в классе быстро считали в уме, живо вели беседу и ловко травили байки. Но, как сказала мисс Барнс, — Герти была особенной. Чувство справедливости таилось в ее тщедушной груди, готовое вспыхнуть ярким пламенем, как фитиль факела. Она по духу принадлежала к тем неистовым женщинам в белом и мисс Барнс. Герти могла бы прожить достойную жизнь за пределами фабричных стен и смердящих переулков Саутуарка. И Эсси была полна решимости найти для нее способы не только остаться в школе до четырнадцати лет, но и получить достойное для нее образование.