Я взял гитару, Расчехлил. Немецкая. Начал играть что-то ритмическое перескакивая с темы на тему. У Жени загорелись глаза и он взяв со столика вилки начал отбивать ритм…
( https://youtu.be/U6H2A9sZn2g?t=1 Евгений Евстигнеев и Пётр Тодоровский – Джаз-композиция )
Граевская захлопала, улыбаясь:
– Женя, за Вами после танцев девушки наверное бегают.
– Бегают, дуры, – отвечает артистка, – только как узнают, что он студент да ещё вожатый в пионерском лагере. То есть гол как сокОл. Бросают.
– Нет… Это знаете ли я их… – войдя в какую то роль, махнув рукой, гордо говорит Евстигнеев, – А вы, Нина Даниловна, замужем?
– Нина. Называйте меня Нина, – зарделась капитанша, – Замужем.
– И кто у нас муж? – с нажимом спрашивает Женя, помахивая вилкой и беря нож со столика.
– Полковник медицинской службы.
Артист нарочито удивлённо пугается. И, приглаживая ладонью залысины, под смех присутствующих выдаёт:
– Предупреждать надо.
В разговоре выяснилось, что Люда тоже студентка театрального училища. Что она с Женей ехала в Москву на просмотр во Дворце культуры автозавода ЗИСа. Людин папа в конце двадцатых вместе с Лихачёвым поднимал завод на мировой уровень. Директор ЗИСа в новогоднем разговоре пообещал устроить дочь старого друга в заводской театр. Но, на месте оказалось, что на заводе открыли дело против евреев-специалистов. Лихачёва тоже допрашивали. Помощник директора посоветовал «валить отсюда, пока не забрали». В заводском ДК слушать не стали, попёрлись в театр-студию киноактёра. Там профессор ВГИКа Борис Израилевич Волчек (из-за строительного ремонта в своём институте) просматривал студентов и актёров. Люда Хитяева показала Лисену из «Учителя танцев» на что мэтр заметил:
– Зельдин свою Островскую с этой роли не даст убрать. Разве что в дублёрши…
В дублёрши Люда не хотела. А Женя на прослушивании сказал три слова из монолога Брута и остановился уставившись на профессорскую дочь. Сказал, что забыл и прочтёт другое. Произнёс какой-то белый стих и с позором удалился. Но, как оказалось дочка успела написать адрес на бумажке и вручила этому клоуну. Евстигнеев кивал, улыбаясь.
– А прочтите тот стих, – попросила Граевская, – Ну, пожалуйста.
– Там не стих, четверостишие. – сказал актёр вставая.
И мгновенно преобразился из довольного сутулого паренька в убитого горем от ухода любимой к другому:
– Так вот к кому ты от меня уходишь!
Уйди, уйди, тебя я ненавижу…
Не инженер ты – хам, мерзавец, сволочь, ползучий гад и сутенёр притом!
Я обладать хочу тобой, Варвара!
Женя с таким чувством чеканил фразы, глядя на Хитяеву, что та, выдохнув после речи, сказала простодушно: