К колодцу.
И вдруг понять: открыты все пути,
Есть удаль — есть еще.
В просторе ледяном и ржавом
Бегом пуститься вдаль
И чувствовать:
День новый — день сияющий, как сталь.
И сердце, что торопит счет,
Железное и старое ведро —
Поют втроем,
Звенящие и молодые…
И твердою рукой
Пробить кору,
И, выхватив обломок глубины,
Глядеть, склоняясь в водоем,
И остро услыхать,
Как капли жалуются и, литые,
Летят назад топленым сургучом,
Туда, в первоначальный свой покой…
О, в этом есть кусочек счастья тоже.
А лет с десяток позже —
В те дни, что гневом и страданьями
напоены, —
Проснуться на исходе ночи
И расправлять застывшие суставы,
И комнату, немую, в забытьи,
Оглядывать, не узнавая,
И слушать долго, долго, как вдали
Грохочет канонада боевая.
Удары то длиннее, то короче,
Ложится отсвет ржавый
На мутное стекло, сияет луч в пыли
Шипом кровавым…
И в ту минуту вспомнить вдруг
Об утре том, морозном и звенящем…
О, этой боли я обязан счастьем!
Вновь каждый мускул мой упруг,
Он говорит: я смерти не хочу,
И дух коленопреклонен
Пред цепью пролетающих времен.
О, радость звеньев, бьющих по плечу,
Куда грядете вы, не знаю,
Не знаю я — откуда,
Но столько сладкого страданья есть
В исходе вашем, шумном и большом!
Я боль свою стеснять не буду,
Я мыслить буду, разгораясь, тая,
И тихо за трудом
Гореть,
Гореть, слагая
Песнь.