Впрочем, Борисову было что интересного рассказать. Однажды скромный бухгалтер из Приморского края приехал в Москву. Отстояв очередь в ГУМе, купил четыре пары итальянских женских сапог на жену и других родственниц. После чего мирно отправился назад домой через аэропорт Домодедово.
На проверке паспортов менты спросили:
— Борисов?
— Виктор Иванович?
— Такого-то такого-то 1948 года рождения?
— Да.
На этом заломили руки и сразу отволокли в кутузку.
Там его сразу начали бить:
— Ты что, сука, думал сбежать? Ты у нас два года во всесоюзном розыске числишься. Особо опасный рецидивист, разыскиваемый за разбой…
Милиция ОВД Домодедово показала Борисову мастер-класс. Его били кулаками, били валенком, куда укладывали кирпич — чтобы было поменьше синяков, подвешивали на наручниках и снова били.
Менты отрывались так два дня, пока не пришли результаты дактилоскопии из МВД. Виктор Иванович Борисов, 1948 года рождения, оказался не тот.
Тут ментам, должно быть, стало кисло. Отпустить Борисова сразу — невозможно. Он весь был в синяках, и склочный тип обещал сразу отправиться в клинику снять побои — и далее в прокуратуру. Запахло уголовным делом.
В милиции догадались решить проблему иначе. Четыре пары сапог — зачем? Все объяснения — пара жене, пара теще, еще одна пара сестре жены и одна ее подруге — пошли в пользу бедных. Борисову припаяли статью 154 УК — спекуляция через попытку.
Однако на этом сломалось даже следственное управление МВД. С таким составом выводить человека на суд было нельзя. Тогда Борисова отправили на психэкспертизу, где, как и ожидалось, признали невменяемым.
Так Борисов оказался у нас. В СПБ психиатры быстро все поняли. Быстро перевели в Шестое отделение, нейролептиками особо не кормили, просидел он примерно полтора года, бродя из камеры в камеру и нудя насчет своей несчастной судьбы.
Все это время жена Борисова добивала прокуратуру и прочие парные и непарные государственные органы жалобами. Очень хотелось посмотреть на ту женщину, которая ради своего некрасивого, заурядного мужа с отвратным характером в одиночку полтора года вела войну с великой державой с настойчивостью Рональда Рейгана — и не без риска. Это должна была быть настоящая любовь без оглядки на недостатки ее объекта и вообще без оглядки — «расшибись оно все». Если бы с женой Борисова познакомился Некрасов, то написал бы поэму «Русские женщины» о ней, а не о княгинях, которые приезжали в Нерчинск с пианино.
Впрочем, загадка этой любви легко разгадывалась: Борисов был идеальным мужем. Со своей женой он учился еще в школе и, кажется, никогда с ней не разлучался до той злосчастной поездки в Москву. Говоря о себе, Борисов как-то совершенно естественно использовал «мы», и не было ситуации, в которой он оказывался бы без жены либо просто без мыслей о ней.