В конце концов, ломать комедию надоело, я стал ежедневно отговариваться от похода на швейку классическим «голова болит», потом напрямую отказался — медсестра швейки возмущалась, но меня оставили в покое.
Ни родители, ни кто-то из друзей ни слова не говорили про Любаню, я тоже не спрашивал. Потом осторожно все же выяснил: Любаня сама лежала в больнице. За несколько дней до моего перевода в Самару она, не будучи в силах сделать выбор между двумя мужчинами, как часто бывает, предоставила выбор судьбе и выпрыгнула из окна. Ничего фатального — она жила на втором этаже, всего лишь перелом лодыжки.
Я не знал, что ей написать. В итоге все же через кого-то отправил записку (она сохранилась): Я воспринимаю все, как случившееся с самим собой — болезненно, очень больно… Лучше бы мне быть в Змеевещенске, пребывая в неведении, чем получить известие об этом несчастьи. Как пощечиной по лицу. Пожалуйста, долечивайся поскорее — хочу видеть тебя здоровой и веселой. И не вздумай не долечиться, я помню, бегать из стационаров — твоя слабость. Целую тебя — как когда-то на другой планете. Ответа я не получил.
Любаня появилась только весной. К тому времени Вулис разрешил мне «выход с сопровождающим». В переводе на русский язык это означало, что если кто-то приходил меня навестить, то я мог отправиться из отделения гулять по территории психбольницы.
Любаня была все той же. Изящной, стройной, ярко накрашенной. Она еще хромала, но все равно переступала на шпильках.
Мы побродили с ней часа полтора, разговаривая ни о чем. Через неделю она пришла снова, тут я уже усадил ее на лавочку среди кустов, на которых как раз завязывались липкие почки, и объяснил, что все понимаю, и претензий у меня нет. Я был благодарен ей за то, что она поддерживала меня все это время, — честно сказал, что без нее бы я не выжил — и предложил восстановить отношения.
Единственным условием поставил только то, чтобы она все-таки сделала выбор. Любаня приняла мое предложение с радостью. Мы долго сидели и целовались. В отделении Галя недобро ткнула меня пальцем в остатки помады на воротнике рубашки.
После этого Любаня исчезла на две недели. Больше разговоров о восстановлении отношений мы не вели. Она еще иногда приходила, примерно раз в месяц. Мило болтали, гуляли между распустившихся цветов, читали друг другу стихи — но все это была уже не любовь.
Я вспоминал мем: «Муж — это на время. Бывший муж — ну, или жена — на всю жизнь». Так и получилось в итоге. Любаня позднее вышла замуж, родила дочку, выгнала мужа, который беспробудно пил. Потом он — как обычно в историях с алкоголиками — «то ли умер, то ли убили». Дочку Любаня воспитывала уже сама, та родила ей внучку, и жили обычной для России «однополой семьей» — бабушка, дочка и внучка. Осенью 2008 года Любаня подхватила огонь от плиты, разожженной для отопления — в октябре в Самаре еще не топили. Огонь моментально превратил в костер Любанину акриловую кофту, тело оказалось обгоревшим на семьдесят процентов. Через полгода Любаня умерла.