Друг перегнулся через стол и протянул толстую руку:
— Молодец, уважаю. Наш человек.
Под его ладонями салфетка соскользнула с блюда. Горшок густой ухи с расстегаем в золотистых блёстках. Картофельное пюре, горка устриц и шмат паштета с трюфелями. Дольки тоже золотистого ананаса и мясцо вроде рябчика, перепела или вальдшнепа. Всё достанется Бориске.
— Спасибо Прохору. Дворецкий и шеф-повар в одном лице это тебе не хухры-мухры.
Вкуснота отправилась в Борискин рот. Глядя на меня, один глаз он часто пучил, а другой наоборот. Получался ни дать ни взять моряк Попай без мускулистой руки и без шпината.
Выражение толстого лица напомнило мне загодя задуманный трюк.
— Помнишь, я замечал твои рыбьи глаза? Получай ещё.
Во внутреннем кармане моего сюртука лежала склянка рыбьего жира. С ложкой. Когда они явились на свет божий, глаза друга стали круглее.
— Боря, ты знаешь, что до депутатства я работал на траулере. Два раза в неделю у тебя будет рыбный день.
Друг отложил устрицу. Его губы фыркнули.
— До чего дожил, рыбьим жиром пичкают. Хочешь сделать меня Полосатым слоном из «Колобков»? Или Тигрой из «Винни-Пуха»?
— Звучит забавно. Только у Милна в оригинале не рыбий жир, а корень солодки.
Борис скосил взгляд.
— Откуда знаешь? Виталий Кузьмич, вы шпион?
Хотел было ответить «Знаешь ли…», но умолк. Шпиономании только не хватало.
— Жизнь моя тяжкая. Двадцать один год назад я надеялся на свадьбу с милой Люсей (даром, что она старше), а некий хваткий опер Сидорин Люсю к себе переманил. В том же году, на рубеже веков, я встретил Агнию, женился наконец-то, семью завёл. В Чечне дослужился хотя бы до ефрейтора, и того достаточно. Десять лет назад пошёл в депутаты Госдумы от сами знаете какой партии. Семь лет назад угодил сюда, в прогрессоры. Жизнь моя легче не стала, спасибо толстенному аристократу. А буквально сегодня ты подсаживаешь меня на рыбий жир.
Монолог он произносил, откинувшись на спинку кресла и скосив взгляд в сторону двери. Согласен, здорово ему подобрали бывшего «владельца» тела.
— Вывод ясен, Боря. Стрёмная у тебя жизнь.
Борис подался вперёд, из-за чего стол зашатался.
— Только чтобы жаргонных слов я от тебя больше не слышал. Мы живём в начале прошлого века. Сегодня можешь отдохнуть, завтра придёт Пуришкевич, а послезавтра приступим к культуртрегерству.
— Ясно. Обойдусь без расслабухи. Молчу, молчу.
Без пяти минут мой начальник вновь взял в руку гантель, потягал пару раз. Его поучения не закончились.
— Хорошо помню твой образ шоумена. Когда выходишь на публику, каждый раз на твоей шее яркая бабочка, в горошек или в клетку. Мигнёшь милым дамам — назовут лапочкой, чуть ли не вешаются на шею. Было ведь?