— Как будто я не помню.
— Забудь. Я тоже сейчас не совсем депутат, а моя здешняя карьера будет длиннее твоей. Пришлют партийные коллеги привет по электронной почте, порадуюсь минуту, а дальше продолжится всё та же юдоль. А если учесть Прохора-скептика? Удивляюсь, как он не доложил на меня в охранку. Самозванство дело серьёзное.
Свободного времени оставалось много. Автор записок решил пошутить.
— Можно что-нибудь спеть на тему вашего руководства страной. «Gle—Gle—Glebatin, equal to the Russian queen».
— Равен русской царице? Вы мне льстите.[8]
Над выходом ярко зажёгся красный свет.
— Сигнал, Виталик, к кабинету приближаются местные. Пора усыплять и прятать ноутбук.
Современный предмет скрылся в дубовом столе в прямом смысле вовремя. На пороге стоял самую малость пухловатый журналист Воронин, от которого мне досталась работа секретарём. Салфеткой он только что вытер жирные губы.
— Господин коллежский асессор препроводит вас в свою комнату. Учитесь журналистскому ремеслу.
Воронин хмурил лоб и молчал, прежде чем сказать что-либо по делу. Своё дело он знал (на уровне Фомы и Ерёмы) и считал, что Глебатин должен отвечать благодарностью. Собственными глазами видел, как премьер-министр дарит ему пирожные. Или Воронин делился с кем-то нам незнакомым? Время от времени журналист получал в подарок бутылочку коньяка. Пока его не было рядом, премьер шепнул:
— Нахлебника не ожидал.
В первый день мы с Ворониным сидели в кабинете, на моём столе красовались разнообразные пирожные. Рядышком выстроились лимонад и коньяк, и передо мной встала дилемма. Если не учитывать стремление к ЗОЖ.
— Давайте мы с вами на брудершафт выпьем.
Воронин в растерянности откинулся назад.
— На брудершафт с вашим высокоблагородием? Бог с вами, ваша милость, я не готов к амикошонству.
Моя рука держала лимонад. Раздалась эффектная фраза:
— Представьте себе наше недалёкое будущее, год 1914-й. Сначала всё тихо и мирно, пока вдруг не нагрянет смерть на брудершафт.
По лицу Воронина пробежала дрожь.
— С трудом, но представляю.
— Вы уверены, что спасения нет? Знайте же, что в 1914 году ничего подобного не начнётся, ни при каких обстоятельствах. Его высокопревосходительство не позволят.
Лицевая дрожь улетучилась.
— Отлично понимаю. Ваше высокоблагородие обещали наставничество, если память не изменяет.
— Не стоит сомнений. Будучи имажмахером Его высокопревосходительства, я чётко разъясню, как достойный журналист описывает власть.
Следующий час я посвятил обучению труженика прессы. Воронин был доволен и согласился на продолжение уроков. Видимым недостатком были лимонад и штопор для коньяка, которые диссонировали с поставленной задачей. Штопор я запрятал во внутренний карман и долгое время не вспоминал о нём.