— Он учился в Пажеском корпусе. На Рождество приехал меня навестить. Простудился. Начался жар...
Врачи закончили осмотр Николушки, один из них подходит к Маргарите:
— Решительно нет никаких причин для беспокойства. Вот увидите, через пару деньков юноша поправится.
— Благодарю... Благодарю вас!.. — горячо шепчет Маргарита, раздает врачам деньги, и те уходят.
Спустя некоторое время. Рассвет. Маргарита сидит у постели больного сына. Он открывает глаза:
— Мама!
— Николушка! Тебе лучше?
— А где папа?
— Папа?.. — Маргарита растеряна. — Но ведь он погиб. Разве ты забыл?
— Нет, не погиб. Я только что видел его. Он стоял. Вот тут. Позови его, мамочка!
— Да что ты, Николушка, рано нам с ним встречаться, — говорит Маргарита.
Она начинает целовать лицо сына, целует, целует... Вдруг замирает, отшатывается, трясет сына:
— Николушка! Сынок! Сынок!
Но он уже неживой. Маргарита бросается к иконам, падает перед ними на колени:
— За что, Господи?! За что?! Почему Ты так жесток ко мне?! Почему так?! Чем я пред Тобой провинилась, чем?! — Она падает, катается по полу, впадает в забытьё, ей видится день венчания с Александром, сыплются цветы, во всем радость и ликование. Цветочные лепестки летят, летят, падают на беломраморный крест, растворяются на нем...
Маргарита и Елизавета скорбно стоят при кресте.
— Я и сейчас не понимаю, за что нам даны такие горести, — говорит Маргарита. Она глубоко вздыхает, смотрит светло и ясно на Елизавету. — Добро пожаловать в нашу вдовью обитель, новая обитательница Елизавета Орлова! В знаменательный день ты к нам поступаешь. День Бородинского сражения.
— Я так решила, что сей день самый подходящий.
— И сегодня он особенный, — добавляет Маргарита с лукавой усмешкой. — Пойдем. Там должны уже хлеб испечь. По моей рецептуре. С зернами кориандра. Поминальный. Ароматный. Нам всем, вдовам, в утешение. Пойдем пробовать.
Камера плавно поднимается вверх, над двумя бородинскими вдовами, не спеша идущими по саду обители.
И снова булочная, покупатель, которого играет сам Эол, протягивает деньги:
— Бородинский, пожалуйста.
Ему протягивают буханку, истыканную, как дробинками, зернышками кориандра. Камера наезжает и показывает бородинский хлеб крупным планом. Конец фильма.
— Великолепно, Эол Федорович, просто великолепно! — прошептала Марта Валерьевна, когда фильм кончился, посмотрела на мужа, сидящего в кресле в той позе, в которой она его оставила полтора часа назад. Вспомнилось, что у покойников может открываться рот, но Эол Федорович ведь не покойник, и у него рот плотно закрыт. Когда вчера в половине восьмого у него начался приступ, он позвал жену, она прибежала, он сидел на кровати, схватившись за сердце, и успел промолвить: