— А где... — Но тотчас застонал от боли, крепко сжав челюсти, и повалился навзничь.
— Что «где»? Что «где»? Да говори же! — воскликнула Марта Валерьевна, стала его трясти, он не отзывался, и лишь тогда она бросилась звонить по телефону.
И сейчас, глядя на мужа, она снова спросила:
— А что «где», Ветерок?
Ей стало так невыносимо жаль его, вспомнились рассказы о годах затмения, наступивших после съемок «Бородинского хлеба», как вместо славы, премий, фестивалей его травили, полностью перекрыли кислород, не давали никакой работы, как отворачивались многие недавние друзья, избегал встреч Герасимов: сам виноват — сам и расхлебывай, что я вечно с тобой нянчиться буду! Как Вероника то поддерживала его, то ругала за неосмотрительность, из-за которой машина, дача, поездки за границу и даже просто к морю становились несбыточнее несбыточности, мечтее мечты.
Марта Валерьевна подошла к мужу, тронула его за плечо. Ей показалось, что плечо теплое. Тронула руку — холодная.
— А ты что хотел? — сказала она ему. — Ведь меня у тебя тогда еще не было. Вот и не нужен был тебе успех без меня, понятно?
Палки в колеса фильму начали вставлять с самого начала, кое-кому очень хотелось, чтобы «Бородинский хлеб» получился подгорелым. Пленка приходила бракованная, оборудование ломалось, реквизит доставляли допотопный. Не давали массовку.
— Почему у Лукова в «Двух жизнях» охренеть какая массовка, пальчики оближешь, а мне фигушку? — возмущался Незримов.
— Потому что Луков это «Большая жизнь», это «Пархоменко», это, на минуточку, «Два бойца», — отвечали ему чиновники. — Снимите «Два бойца», народный фильм, и у вас будет все, что захотите.
В итоге Бородинское сражение ему приходилось снимать в дыму, чтобы не было видно, какая жиденькая массовочка. А получилось — попал в точку, специалисты одобрительно кивали: к полудню Бородинское поле так заволокло дымом, что сражались в кромешном чаду, как при солнечном затмении.
— Выходит, козни чиновников привели меня к достоверности! — ликовал любимец богов. — Всё, что ни делается, всё к лучшему.
И действительно, когда на советские экраны в 1959 году вышел фильм Кинга Видора «Война и мир» с чудесной Одри Хепбёрн, батальные сцены в нем выглядели хуже всего остального, какие-то поскакушки, не война, а игра в солдатики, зато незримовский дымище, в котором возникают и гибнут наши солдаты и офицеры, оказался куда убедительнее, в нем билась страшная правда войны.
Кстати, в том видоровском фильме Элен Безухову исполнила Анита Экберг, но там она не так впечаталась, как в «Сладкой жизни», и лишь потом вспоминалось: ах да, она еще Элен играла.