Жена и сын сидели рядом, Вероника смотрела внимательно и молча, Платоша весь извертелся, истязал отца обидным вопросом:
— Пап, а еще долго?
Заснул, но, когда загремели пушки Бородина, проснулся и ожил, даже сказал:
— Здоровско, папа.
И Эол подумал, что не все так безнадежно, а когда по окончании фильма зал взорвался аплодисментами, он увидел, что многие утирают слезы, и выдавил из себя:
— Вторая категория, ити их мать!
И вновь он стоял на сцене, осыпаемый цветами и рукоплесканиями, радостный, не верящий своему счастью. Подавись, Людоедов! И Платоша увидел, как его папу привечают зрители. Смотри, сынок, хоть и не «Гусарская баллада», и не кинотеатр «Россия», а тоже все в восторге.
Тот странный человек, которого потом в своем фильме изобразит Данелия, на сей раз молча подошел к сцене, с презрительной укоризной посмотрел на Эола, ничего не сказал, но выставил вперед указательный палец правой руки, выстрелил из него, дунул в ствол и ушел с красноречивым выражением физиономии: «Скоро встретимся. Но в другом месте».
Зато подошел Твардовский:
— Поздравляю! Вы — настоящий, не то что многие. Я и «Не ждали» видел, только не мог тогда подойти, спешил очень.
От Большого Каретного половина предпочла «Ударник», а половина пришла сюда, причем и Тарковский явился:
— Стена и кровь на ней, превращающаяся в буквы, — очень сильно! Многое другое неплохо. Поздравляю, негр!
— Ну конечно, нам золотые львы не машут хвостиками, но и на том спасибо.
— Я, кстати, собираюсь еще глубже в русскую историю копнуть, жду одобрения заявки. Не хочешь ко мне вторым режиссером?
— Лестно, но лучше быть первым во второй категории, чем вторым в первой, — отказался Незримов.
— Остроумно, ничего не скажешь.
И Вася Шукшин здесь оказался, а Кочарян и Высоцкий, разумеется, на фильме по Аксенову. И все равно оравой покатили на Большой Каретный. Жеже наотрез отказалась:
— Ну ты соображаешь? Платоше завтра в школу.
— Прогуляет, ничего страшного.
— Не сердись, люблю тебя, ты молодец. Мне эта лента больше, чем предыдущие, понравилась.
— Честно?
— Ну говорю же! Хоть ты меня и не снимаешь больше.
Глава пятая
Звезда Альтаир
— Хорошо, что ты эту каракатицу больше не снимал, — подметила Марта Валерьевна, продолжая свое ночное бдение в спальне усопшего, но еще не мертвого мужа.
Какое ёмкое слово — «успение», оно означает, что не умер, а лишь уснул для мира сего.
Стрелки часов добрели до половины третьего, а у нее ни сна в глазу, словно выпила цистерну крепкого чая. После бессонной ночи откуда-то бодрость, стремление к какому-то подвигу, выдающемуся свершению. Его надо вернуть, непременно вернуть. В девять приедут помогать с организацией их золотой свадьбы, привезут продукты и выпивку в немереных количествах, а она добралась только до четвертого его фильма — где тут успеть?