В марте Насер победил на президентских выборах и снова стал арраисом Египта, а Эол и его команда ударными темпами завершили подготовительную работу, в помощь Касаткину Юсеф дал Вадида Сирри, и начали снимать, чтобы успеть до наступления самых жарких месяцев. В Каире и его окрестностях делали и Каир, и Дамаск, и Багдад, и пустыни. Касаткин лишь слетал на Синай, чтобы снять причудливые скалы, в Сирию и Ирак — для съемок зданий и улиц, на фоне которых будут титры: «Дамаск», «Багдад».
На главную роль утвердили все-таки не нашего актера, а египтянина, но Эол, увидев красивого и фактурного Гаруна Эр-Рамзи, смирился: Гарун ар-Рашид и Рамзес в одном лице.
В ходе съемок с Незримовым случилось нечто непредвиденное. Он влюбился в женщину старше себя на пятнадцать лет. И так, и сяк ухлестывал за ней, но она изнуряла его неприступностью.
— Анвар, можно ли перевести на русский язык «Сильсиля Эль-Лейл»? — спросил он их постоянного переводчика.
— Можно. Это значит «струна в ночи».
— Ну надо же! И сама невероятная красавица, и имя такое.
— Но учти, Ласиф безумный ревнивец, говорят, он даже убил одного, кто проник к Сильсиля в спальни.
Режиссер и актер Ласиф Нури появился в последние съемочные дни, чтобы сыграть небольшую роль, пронзал Незримова молниями орлиных глаз, того и гляди, кинжал выхватит, и — прощай, советско-египетская дружба. Кто-то, видно, ему настучал на то, что за его женой увивается русский альмахрай. Но все обошлось, и в последний день съемок ревнивец, швырнув в альмахрая последнюю молнию, умотал. Вечером в советском посольстве, которое тогда еще располагалось на нильском острове Гезира, отмечали окончание египетской программы съемок, Эол крепко напился «Омар Хайямом» и французским коньяком, трагическим голосом говорил:
— Сильсиля ты моя, Сильсиля! Струна, звенящая в ночи моей души! Эх! Эмретан гамиля! Прощай, неприступная крепость!
Она смеялась, а он продолжал напиваться, потому что завтра — гудбай, Египет, гудбай, прекрасная Сильсиля.
— Эол Федорыч, вы бы сбавили темпы, — шепнул ему Адамантов. Он и Нурмагомедов прилетели недавно.
— Имею право, ничего антисоветского, — возразил потомок богов.
Выйдя на балкон посольства, он перемахнул через парапет и замер, как Людмила на Канавинском мосту в «Не ждали»... В следующий миг он проснулся в своей гостинице, удивился, что совершенно не помнит, как здесь оказался, как развивались послебалконные события. может, он упал оттуда в иную реальность? Незримов повернулся на другой бок и с ужасом увидел черную ночь волос. Струна его души громко бзынькнула — в одной кровати с ним лежала обнаженная Сильсиля! А он ничего не помнил. Нет, погодите, что-то смутное, какие-то движения обнаженных тел стали поступать в его память.