— Интересно, как по-арабски трындец? — тихо промолвил он, и Сильсиля вздрогнула, повернулась к нему своим прекрасным лицом, но глаза не открыла, и он впервые увидел, что ей уже под пятьдесят. Морщины над переносицей, в углах губ, стрелками отлетают от глаз к вискам. Но все равно хороша, роскошная женщина. — Сильсиля, — тихо позвал он ее глаза, и они открылись, глянули на него мутными карими озерами. Струна в нем зазвенела сильнее, он воспрянул и поспешил закрепить свой успех, чтобы на сей раз было что помнить...
Когда все завершилось, Эол сказал на своем плохом инглише:
— Ай лав ю. Ай вонт ту тейк ю виз ми ту Раша.
— Ю ар вандерфул, — ответила Сильсиля на таком же скверном английском. — Сенк ю. Бат ай хэв э хасбенд, энд хи из вери найс.
— Ю вонт ту сей зет ю вил нот гоу виз ми ту Москоу? — спросил он обиженно.
— Донт би энгри, май дарлинг, — виновато захлопали черные бабочки ее ресниц. — Эврисинг из олрайт. Ю воз соу вандерфул! Бат ай вилл невер гет эвэй фром май хазбенд/
Он еще более обиженно вышел из тепла их кровати, надел белый гостиничный халат, сердитыми движениями запахнулся и завязал узел на поясе, вышел на балкон и стал смотреть, как колышутся ветви пальм, за которыми по-прежнему треуголятся незыблемые твердыни пирамид, они не рухнули, когда на его предложение отправиться вместе с ним в Москву ночная струна отозвалась печальным отказом: «Ты был так прекрасен, но я никогда не уйду от своего мужа». Изображая оскорбленного, он поймал себя на мысли, что так и должно быть, да и ладно, восточная сказка состоялась и завершается. Он понял, что больше и не испытывает никакой любви к этой женщине. Да и какое бы их ждало будущее? Ей под пятьдесят, ему еще только тридцать четыре, он состарится не скоро, а она будет увядать у него на глазах, раздражая, он станет стесняться ее присутствия рядом с ним. Конечно, это не любовь, раз он так уже думает, иначе было бы наплевать.
— Ай маст гоу, — услышал он за спиной и оглянулся.
Сильсиля уже успела одеться, луною костяного гребешка расчесывала черную ночь своих волос. Она волновала его, но сейчас он не бросит себя с балкона, когда они навсегда расстанутся. Надо сказать что-нибудь хорошее, все-таки она подарила ему хоть и не тысячу, но одну ночь.
— Ай вилл невер фогет ю, Сильсиля, — произнес он со взвешенной долей пафоса.
— Энд ай вилл невер фогет ю, Эол, — ответила ночная струна. — Би хэппи.
— Би хэппи, эмретан гамиля. — Он снова повернулся лицом к пирамидам и пальмам.
Тихо выстрелил дверной замок. Все. Прощай, восточная сладость!