Вообще говоря, с началом беременности отношения у них с Эолом как-то пошатнулись. Ника стала капризной, все ей не так, появилось обжорство, а следом стала развиваться полнота. Сильно разругались они, когда посмотрели «Дорогу» Феллини, и она вдруг заявила:
— Вот как надо снимать.
— А я что, хуже?
— Не хуже... Но согласись, Незримов, что это высший пилотаж.
Сказанное и тон взбесили Эола. «Дорога» произвела на него сильнейшее впечатление, но чем Феллини настолько уж сильнее его, он не понимал.
— Не называй меня по фамилии! Я же не зову тебя Новак.
— Я что, виновата, что от твоего имени нет уменьшительных? Как прикажешь тебя называть? Эоля? Эолушка? Давай ты покрестишься, тебе присвоят нормальное имя...
— У меня очень даже нормальное имя! И не надо мне ничего другого присваивать, понятно?
— Ты чего визжишь так на всю Ивановскую?
— Визжу? Выбирай слова-то!
Тогда она в первый раз умотала в Новокузнецк, пришлось за ней ехать, мириться. Вообще она была хорошая, но иной раз будто кто-то другой в нее вселялся, и этот другой никак не мог нравиться Эолу. А тут еще это чересчур долгое воздержание, Вероника с первых же дней беременности очень боялась потерять ребенка. «Да, Эол Федорович, следует признать, что ты не очень-то влюблен в свою жену», — горестно сказал он сам себе после того, как в Китае случилось с переводчицей. Случилось и замутилось.
— Меня зовут Цзин Шу, можете просто звать Зиной.
— Зачем же? Так красиво — Цзин Шу... Будто звякнули в колокольчик и тотчас поставили его на мягкий бархат.
— Очень поэтично, товарищ Эол. Сразу видно, что вы творческая натура.
И с самого знакомства как-то само собой началось. Через неделю они уже впервые целовались, а еще через несколько дней Незримов корил себя за несоблюдение супружеской верности. Терзался, но остановиться не мог, уж очень хорошо ему было с Колокольчиком, как иногда ласково называл он свою переводчицу, миниатюрную, нежную и очень ласковую. Она бы никогда не посмела сказать ему, что какой-то режиссер снимает фильмы лучше, что у кого-то высший пилотаж, а у него пониже, у кого-то гуще, а у него пожиже. И, вспоминая тот разговор после «Дороги», Эол находил себе оправдание.
Цзин Шу ничего от него не требовала, не утомляла разговорами о том, чтобы он развелся с женой и женился на ней. Оказалось, в Китае к этому относятся легче, ведь и сам Великий Кормчий постоянно меняет любовниц, все об этом знают, и никто ничего от него не требует.
В Шанхае молодым советским кинематографистам предложили для начала получить некое образование — изучить китайскую историю, язык, иероглифы, и все трое охотно согласились, ведь это так интересно, да и необходимо, чтобы фильм получился достовернее. Язык Эолу никак не давался, хотя иероглифы он рисовал с удовольствием. И особо внимательно изучал историю. Для съемок фильма китайская сторона захотела выделить параллельную группу — своего молодого режиссера, а к нему сценариста и оператора. Это Эолу претило, он морщился, но ничего не поделаешь, хозяин барин.