Репа в наглухо закрытом кашнике пропаривается, мягчеет, становится едва ли не слаще мёда. Наколдовать кусок сахара никто не способен, а проще пареной репы — ничего нет, хотя немногие хозяйки владеют этой нехитрой тайной. Галатья, жена Клаза, ведомая богатейка, купит в лавке целого гуся, а к нему яблок и всяких приправ, а всё равно, такой сласти, как у Муравы не получится. Хотя, кому сравнивать? Одни брезгуют убогим шалашом Муравы, других близко не подпустят к хоромам Клаза.
Арчен пареную репку любит, вот бы ему отнести хоть кусочек. Да и жив ли сын, кто ответит?
Слышен негромкий стук по жердинке:
— Тётя Мурава, выдь на минуту. Чо скажу…
Мурава заполошно метнулась к выходу. Тощенькая Пася, в худом платьишке, подпрыгивала на месте, согреваемая принесёнными вестями.
— Как он, жив?
— Да жив, жив! Там такие страсти были. Барук, обжора, говорит: на костре его зажарить и съесть за обедом. Я, говорит, его самолично сожру, потому, как он в лес бегает, и значит, не человек, а съедомый зверь. Хорошо, дед Хрост вступился. Нельзя, говорит, человека есть. Повадкой он, может и зверь, а телом человек. После этого приговорили его из селения изгнать. Привели связанного к обрыву и хотели вниз сбросить, прямо на Трофейную свалку. Но тут выходит Кудря, сын Клаза, ты его, небось, знаешь, большой парень, хотя и маленький. Так он вышел, ножище выхватил и говорит этак гордо: «Нельзя связанного человека с обрыва бросать». И верёвку перерезал. Только Арчена всё равно вниз скинули. Как он летел! Я думала, умру от страха.
Мураве хотелось плакать. Но она храбро улыбнулась и сказала:
— Спасибо тебе. Пошли, поужинаешь с нами и ещё расскажешь всё-всё-всё.
— Не, мне мама не велит. Домой приду, мама меня обнюхает и сразу узнает, где я была. А рука у ей тяжёлая, попробуй, ослушайся. Я, лучше, пойду.
— Погодь минуту, — Мурава забежала в дом, отломила от крышки кашника горячий сухарик, в который обратилось тесто, каким была примазана крышка, вынесла Пасе. — На, вот, погрызи.
Пася довольно захрустела угощением.
— Ты же ещё не досказала. Скинули его с обрыва, и что дальше?
— Он по склону скатился, кто-то кричит: «До смерти убился!», а он взял и сел. Так Порш-лавочник говорит: «Надо спуститься и добить его, а то он врагов приведёт». А Арчен ему: «Непременно приведу, специально на твою голову»…
— Это вряд ли, — возразила Мурава, — разве, чтобы Порша подразнить. А на деле никого он не приведёт.
— Вот и я так сказала, — подтвердила Пася, которая, стоя над откосом, не произнесла ни словечка. — Порш хотел спуститься к свалке, да побоялся. А Арчен встал и ушёл. Не знаю, руки у его, может, и сломаны, а ноги в полном порядке.