— Откуда она у тебя?
— Из твоей одежды выпала, пока мы её полоскали.
— Это дудка. В эту дырку дуешь, а остальные пальцами прикрываешь, тогда она по разному поёт. Только у меня ничего не получается, как ни стараюсь.
— Мне можно дунуть?
— Пожалуйста.
Пася глубоко вдохнула и пробежала пальцами по отверстиям. Раздалась звонкая трель.
— Ух, ты! — в голос сказали Арчен и Пася.
— Она железная? — спросила Пася, разглядывая флейту.
— Нет, — они бывают разные, но эта — серебряная.
— Ух, ты! — лучших слов для выражения восторга у Паси не было.
— Ладно, бери флейту себе. Всё равно я на ней играть не умею.
— Дела тут у вас… — протянула Мурава, имея в виду вовсе не флейту. — Как говорится, не понос, так золотуха. Ночью плачущая плесень приползала, а кусачая дрянь, оказывается днём может.
— Нам тут не выжить, пробормотал Арчен. — Уходить надо.
— Куда?
Но Арчен уже уплыл в жаркие волны бреда, и вопрос остался без ответа.
«Подстава, подстава», — тяжело стучало в ушах. — Что же делать? Бежать? Куда? Нигде в мире нет для него места. Да и не сбежишь на костылях. Валяться в ногах у солдат, просить пощады? Как же, дождёшься… Им пиво нужно, а не пощада для несчастного калеки. А ещё им приказано доставить кого-нибудь вниз живым, чтобы сжечь на костре.
Никол тихонько с переливами завыл.
Подстава, всюду подстава!
В дверь негромко постучали. Никол мигом шмыгнул за ширму.
Кого там несёт нелёгкая? Не буду открывать! Солдаты после вчерашнего ещё должны дрыхнуть.
И тут же Никол сообразил, что уже утро, значит, лавка открыта и запереть её невозможно.
Скрипнула дверь, раздался отлично знакомый Николу голосок:
— Дядюшка Порш, мне бы хлебца купить. Очень кушать хочется. Я шлёндер принёс. Сам наколдовал. А хлеба не получается.
Тьфу, ты, это же Хотич, жалкая тварь, которого Никол привык шпынять по всякому поводу! И в какую дыру он забился, что его не нашли ни големы, ни солдаты?
— Чего тебе надо?
— Я к дядюшке Поршу. Хлебца купить ломоток.
— К отцу, что ли? Так его нет, убили его.
Хорошо сказал: убили — а кто, тут и гадать не надо. Ясно же, что солдаты. А спрашивать наёмников Хотич не полезет.
— Как же теперь быть? Вот у меня шлёндер есть.
— А никак. Хочешь, бросай свой шлёндер в ящик, а теперь открывай ларь и смотри, что получится.
Хотич покорно расстался с денежкой, а потом открыл ларь, до которого прежде никому из покупателей касаться нельзя было.
— Ух, ты! — в руках у нищеброда был не ломтик, а ломоть, кусман горячего ароматного хлеба с золотистой коркой и пышным мякишем.
Хотич тут же вцепился в хлеб зубами.
— Я пойду, ладно?