. Годами его голову сравнивали с яйцом, коленом или пенисом. Во всех этих грубоватых шутках и сравнениях чувствовалось своеобразное бандитское уважение. Но не в этот раз. Не сегодня. Сейчас в него вкладывали столько же презрения, как и в слово «таракан». Раньше прозвище атаковало Попельского своим ненавистным шипением из-за спины, потому что никто не осмеливался бросить его комиссару в лицо. То было нечто вроде табу: не произноси прозвища при человеке, который его носит, потому что пожалеешь! Сделай это так, чтобы тебя не видели, иначе получишь в морду! Но это было доныне. А сейчас какой-то ободранный сорванец издевательски смотрел на Попельского, и его угрозы звучали громче, чем все дерзкие вопросы львовских щелкоперов.
— Киндеры[11] с Клепарова тебе этого не дадут, Лыссый!
Попельский не выдержал взгляда батяра. Комиссар развернулся и побежал вглубь кофейни, в туалет. Он знал, что за окном клозета расположен небольшой внутренний двор, которым он беспрепятственно доберется до здания на улице Лозинского, а оттуда, по узкой, с высокими зданиями Сенаторской — до «старого университета». Там, в тиши математической читальни, с которой Попельский хорошо познакомился, когда вел свое последнее дело, он сможет спокойно сосредоточиться. Комиссар оттолкнул фотографа, который до сих пор не оправился, но явно собирался направиться за ним, заскочил в клозет, запер дверь на крючок, а затем открыл окно, закрашенное белой масляной краской. Вокруг разлетелся голубиный пух. Попельский вылез на грязный подоконник и тяжело спрыгнул с него на двор. Высота была немалая, и он не удержал равновесие и упал. С отвращением посмотрел на свои новенькие штаны, испачканные пометом. Глянул в сторону и увидел ботинки с гетрами. Попельский знал, кому принадлежит эта обувь. Гетры уже давно никто не носил, но начальник Следственного отдела Комендатуры воеводской полиции, подинспектор Мариан Зубик, никогда не гонялся за модой.
Шеф Попельского стоял, широко расставив ноги. В руках держал его прошение об отставке. Большой живот распирал жилет Зубика, а набрякший красный затылок туго сжимал обруч воротника. Подинспектор снял шляпу и вытер лоб. Его редкие волосы были аккуратно зачесаны и словно приклеены к черепу.
— Посыльный из «Шкотской» довольно ловкий, — Попельский улыбнулся, прежде чем Зубик открыл рот. — Он вас быстро нашел. Парень честно заработал злотый.
— Я тоже заслуживаю похвалы, — прошипел начальник, что не предвещало ничего хорошего, потому что этот апоплексик обычно орал, аж дрожали окна дома на Лонцкого. — Расположение этих домов известно мне так хорошо, словно я сам их строил.