— Валентин Козик, сорок восемь лет, судя по физиономии — хронический алкоголик. — Попельский листал свои заметки. — Он немного протверезился, как его облили холодной водой в участке, но его придется еще раз допрашивать. Вот, что удалось от него узнать. Несколько дней назад, Козик не помнит, когда именно, Ирод пришел к нему на фабрику и пообещал три четвертины водки при условии, что он выпьет их сразу, утром на работе, и закроет глаза на все, что там будет происходить. Ирод сказал, что придет на фабрику с какой-то дзюнею с Мостков. Козик согласился, не колеблясь, тем более что его и так должны были выкинуть с работы за пьянство. Как раз сейчас он и был утром на работе. День трех четвертей. Это все. Больше ничего я у него не вызнал. Ага. — Попельский хлопнул себя по лбу. — Этого я не успел записать. Ирод дал Козику кирку и приказал стеречь как зеницу ока. Все время повторял, что инструмент стоит злотый.
— Но кто бы это доверил-то следить пьянице? — удивился Цыган.
— Может, всего на минуту, пока тот не напьется как свинья, — сказал Попельский.
— Прошу вас подвести итоги, пан Жехалко. — Зубик явно решил, что дискуссия вокруг кирки является лишней.
— Мы разыскиваем мужчину около пятидесяти лет, — Жехалко читал собственные заметки, которые, несмотря на скорость записи, были очень разборчивы, — славянской расы, с ладонями, измазанными чернилами, плохо образованного, возможно, чиновника, небрежно и немодно одетого, одновременно владельца новенького котелка. Этот человек, скорее всего, следил за комиссаром и хотел спровоцировать пана Попельского, чтобы тот убил его, или, по крайней мере, переломал ноги киркой. Итак, этот человек склонен к аутодепресии.
— Аутодеструкции, — поправил его Пидгирный.
— Да, конечно. — Жехалко изменил слово. — Аутодеструкции. Его знания о том, как надо вести себя с эпилептиком, свидетельствуют, что, возможно, он знает об этой болезни из собственного опыта. Это все.
— Хорошо. — Зубик удобно уселся в кресле и начал играть своим «уотерманом».
Наступила тишина. Все уже потушили сигареты и смотрели на Зубика, держа перья и блокноты наготове. Они знали это напряжение, за которым происходил взрыв задач и приказов, их ручки в ожидании царапали перьями листы блокнотов и рисовали на них различные закорючки. Собственно они напоминали лошадиные ноги, которые перед стартом на гонках нетерпеливо и нервно бьют копытами о землю.
— Господа, вот ваши задания. — Зубик аж покраснел от волнения. — С этими заметками, что сделал пан Жехалко, а также описанием внешности Ирода вы пойдете… Попельский, как человек, который изысканно одевается, — к продавцам котелков, чтобы отыскать недавнего покупателя, паны Кацнельсон и Грабский — к директорам частных и государственных фирм, чтобы найти человека, чьи пальцы измазаны чернилами, Цыган искать эпилептика с такой внешностью, а вы, Жехалко, — психически больного. Выполнив свое задание, Цыган и Жехалко перейдут к чиновникам и присоединятся к Грабскому и Кацнельсону. Это все, господа. Ага, пан Цыган, возьмите, пожалуйста, у следственного судьи, пана Мазура, распоряжение относительно портрета преступника и объявления в розыск. Оно уже должно быть готово. С этим, пожалуйста, в Народную типографию. Но