Красота как преображающая сила (Соловьев)

См. «Физиологическое объяснение некоторых элементов чувства красоты. Психофизиологический этюд». Л. Е. Оболенского (СПб., 1878). Более притязательно, но зато и менее основательно сочинение г. Вл. Велямовича «Психофизиологические основания эстетики. Сущность искусства, его социальное значение и отношение к науке и нравственности. (Новый опыт философии искусств)» (ч. 1–2, Спб., 1878). Как единственный в русской литературе опыт систематической эстетики, эта книга заслуживает упоминания, но, впрочем, не нуждается в критике.

В сущности, над этим воззрением не возвысился, несмотря на свой трансцендентальный реализм, и Эд. Гартман в своей недавно вышедшей объемистой и многословной «Эстетике».

Известно различие, которое немецкая эстетика (особенно со времен Канта) полагает между прекрасным и возвышенным (Erhabenes), причем звездное небо относится к этой последней эстетической категории. Нам кажется, что здесь известный оттенок прекрасного возведен без достаточного основания на степень независимой категории, противопоставляемой прекрасному вообще. Впрочем, нельзя приписывать важного значения этому терминологическому вопросу, а, во всяком случае, на русском языке мы имеем полное право говорить о красоте звездного неба.

Примечание для читателей, беспечных по части логики. Из того, что все прекрасные звуки должны быть выражениями внутренней жизни, никак не следует, чтобы все звуковые выражения внутренней жизни были прекрасны.

См. пояснение этого указания с богословской (библейской) точки зрения в моей книге «La Russie et lEglise universelle» (2-me ed. Paris, p. 248–252).

Claus. Зоология (рус. пер.). – Одесса, 1888, т. 1, с. 345.

Там же, с. 315.

Claus. Зоология, т. 1, с. 367.

Там же, т. 2, с. 1.

Там же, с. 6.

Claus. Зоология, т. 1, с. 533.

Дарвин. Происхождение человека и половой отбор. Нем. пер. Виктора Крауса. Штутгарт, 1871, т. 1, с. 246–247. (Далее – Дарвин.)

Agassiz. De l’Espece et la Classification, 1869, p. 106.

Дарвин, т. 1, c. 301–303.

Дарвин, т. 1, с. 313.

Там же, т. 1, с. 314.

Там же, с. 323–324.

Дарвин, т. 1, с. 327.

Там же, с. 332.

Там же, с. 340–341.

Там же, с. 345.

Дарвин, т. 1, с. 349

Там же, с. 350, 354–357, 359, 362–364, 375, 376.

Там же, с. 6, 7, 11, 12, 13.

Там же, с. 19, 20.

Дарвин, т. 2, с. 23.

Там же, т. 2, с. 27.

Там же, т. 2, с. 48.

Дарвин, т. 2, с. 74, 76, 77, 78.

Там же, с. 83.

Там же, с. 96.

Там же, с. 97.

Там же, с. 105.

Разумею здесь красоту в смысле общем и объективном, именно что наружность человека способна выражать более совершенное (более идеальное) внутреннее содержание, чем какое может быть выражено другими животными.

О красоте как идеальной причине существования материи см. в моих статьях о «цельном знании» (Журнал Министерства народного просвещения 1877 и 1878 гг.).

Само собою разумеется, что я говорю здесь о свете не в смысле зрительных ощущений у человека и животных, а в смысле движения невесомой среды, связывающей между собою материальные тела, отчего зависит их объективное бытие друг для друга независимо от наших субъективных ощущений. Слово «свет» употребляется для краткости, так как сюда же относятся и прочие динамические явления: теплота, электричество и т. д. Притом нам нет здесь дела до тех или других гипотез физической науки: для нас достаточно несомненного фактического различия между признаками упомянутых явлений и признаками весомого вещества.

Обоснование этого утверждения принадлежит к области метафизики, а не эстетики.

Различные мыслители с совершенно различных сторон приходят к мысли о существенном тождестве добра и красоты и о нравственной задаче искусства. Своеобразное и талантливое выражение этой мысли находится у недавно умершего французского писателя Гюйо в сочинении «De Part au point de vue sociologique». Взгляд Гюйо изложен г. Гольцевым в его книжке об искусстве, другие статьи которой также заслуживают внимания.

Ложность этого принципа в таком его применении ясно обнаруживается из внутреннего противоречия, в которое он при этом впадает, ибо, становясь исключительным, единство перестает быть безусловным.

См. примеры этого в статье «Красота в природе».

Разумею такие лирические стихотворения (а также лирические места в некоторых поэмах и драмах), эстетическое впечатление которых не исчерпывается теми мыслями и образами, из которых состоит их словесное содержание. Вероятно, на это намекал Лермонтов в известных стихах:

Разумеется, комизм был бы возможен здесь именно потому, что преступление не было личным намеренным действием. Сознательный преступник, довольный самим собою и своими делами, не трагичен, но отвратителен, а никак не комичен.

В литературной критике уже было давно замечено (если не ошибаюсь, еще Белинским), что название «Горе от ума» совсем не соответствует содержанию комедии, так как Чацкий никакого особенного ума не выказывает, а проявляет лишь пустое и мелочное озлобление, горе же его происходит от совершенно внешнего и случайного обстоятельства. Сам Грибоедов мог думать иначе, но от этого сущность дела нисколько не изменяется. Из недавно напечатанных биографических данных явствует, что в создании «Горя от ума» более действовало непосредственное вдохновение, нежели отчетливая работа мысли: Грибоедов видел свою комедию во сне прежде, чем написал ее. Это тем более вероятно, что все прочие его произведения – выдуманные, а не виденные им – совершенно ничтожны, так же как и в самом «Горе от ума» лицо главного героя – очевидно надуманное и потому совершенно безжизненное с его намеренно умными, а в сущности вздорными речами

В области изобразительного искусства историческая живопись соответствует эпосу и отчасти трагедии, жанр – комедии, а портретная живопись, смотря по изображаемым лицам, может иметь и эпическое, и трагическое, и комическое значение.

Лицо Христа изображено поэтически только в Евангелиях – очевидцами и летописцами, а не художниками.

В третьей части «Божественной комедии» Данте рай изображен чертами, быть может, и верными, но, во всяком случае, недостаточно живыми и конкретными, – существенный недостаток, который не может быть искуплен и самыми благозвучными стихами.

Я называю истинным, или положительным, всеединством такое, в котором единое существует не на счет всех или в ущерб им, а в пользу всех. Ложное, отрицательное единство подавляет или поглощает входящие в него элементы и само оказывается, таким образом, пустотою; истинное единство сохраняет и усиливает свои элементы, осуществляясь в них как полнота бытия.

«Эстетика и поэзия» («Современник», 1854–1861, издание М. Н. Чернышевского. СПб., 1893, с. 81).

«Эстетика и поэзия» («Современник», 1854–1861, издание М. Н. Чернышевского. СПб., 1893, с. 2–3). В этих словах гегельянская точка зрения более «выводится на свежую воду», нежели просто излагается; но сущность дела передана совершенно верно.

«Эстетика и поэзия», с. 42–43.

«Эстетика и поэзия», с. 80.

«Эстетика и поэзия», с. 89.

Я изложил общую сущность отвергаемого мною взгляда, не останавливаясь на второстепенных видоизменениях, которые он представляет у Шопенгауэра, Гартмана и др. В недавно вышедшей брошюре «Основной двигатель наследственности» (М., 1891) Вальтер пытается историческими фактами доказать, что великие люди являются плодом сильной взаимной любви.

Здесь и далее поясняю свое рассуждение примерами преимущественно из великих произведений поэзии. Они предпочтительнее примеров из действительной жизни, так как представляют не отдельные явления, а целые типы.

Так называются на церковном языке преимущественно св. Иоаким и Анна, но и прочие предки Богоматери носят иногда у церковных писателей это название.

По-видимому, это исключается известным приключением в Египте, которое при сильной любви было бы психологически невозможно.

Если скажут, что эти слова боговдохновенны, то это будет не возражение, а только перевод моей мысли на теологический язык.

Я называю половою любовью (за неимением лучшего названия) исключительную привязанность (как обоюдную, так и одностороннюю) между лицами разного пола, могущими быть между собою в отношении мужа и жены, нисколько не предрешая при этом вопроса о значении физиологической стороны дела.

Наше «общество», а в том числе и светские дамы, с восхищением читали эти произведения, в особенности «Крейцерову сонату»; но едва ли хоть одна из них после этого чтения отказалась от какого-нибудь приглашения на бал, – так трудно одною моралью, хотя бы и в совершенной художественной форме, изменить реальное действие общественной среды.

См. у Binet («Le fetichisme en amour»), также Krafft-Ebing («Psychopathia sexualis»).

См. у Binet («Le fetichisme en amour»), также Krafft-Ebing («Psychopathia sexualis»).

По поводу недавних толков о смерти и страхе смерти нужно заметить, что кроме страха и равнодушия – одинаково недостойных мыслящего и любящего существа – есть и третье отношение – борьба и торжество над смертью. Дело идет не о своей смерти, о которой нравственно и физически здоровые люди, конечно, мало заботятся, а о смерти других, любимых существ, к которой беспристрастное отношение для любящего невозможно (см. Ин. XL, 33–38).

Резигнация в этом отношении была бы требованием разума только в том случае, если бы смерть человека была абсолютно неизбежным исходом. Но это всегда лишь предполагают, но никогда не доказывают, и не без причины, ибо доказать это невозможно. Что при известных условиях смерть необходима, об этом, конечно, нет спора; но что эти условия суть единственно возможные, что их нельзя изменить и что, следовательно, смерть есть необходимость безусловная, – для этого нет даже тени разумного основания.

От греч. сизигия – сочетание. Я принужден ввести это новое выражение, не находя в существующей терминологии другого, лучшего. Замечу, что гностики употребляли слово «сизигия» в другом смысле и что вообще употребление еретиками известного термина еще не делает его еретическим.

Die natürliche Ordnung der Platonischen Schriften, dargestelll von Dr. Eduard Munk, Berlin, 1857.

Разумеется посещение родительской могилы.

Определенное и, очевидно, намеренное указание в «Федоне»: «Платон же был болен».

Разумеется, принуждение нравственное: формального законного преследования против учеников Сократа не предпринималось, но они не могли рассчитывать на свободную проповедь его идей.

Поучительно сравнить с этим прощальную беседу Христа с апостолами в Евангелиях.

В первоначальных религиозных воззрениях греков δαίμων и ηϱως имели вообще одно и то же значение.

Весьма употребительный термин у св. Макария Египетского, св. Афанасия Александрийского, св. Григория Богослова и др.

Части этого сочинения написаны в разное время, но как целое оно несомненно принадлежит к той эпохе в жизни философа, о которой у нас речь, – между эротическим подъемом и неудачными политическими попытками в Сицилии.

Вот это трижды тройное деление:

Все курсивы в этой статье принадлежат мне.

Из слов, сказанных на могиле Достоевского 1 февраля 1881 г.

В томе I Собр. соч. Достоевского, приложения, с. 69 и 67.

Всякая подробность, взятая отдельно, сама по себе, нереальная, ибо реально только все вместе, к тому же реалист художник все-таки смотрит на реальность от себя, понимает ее по-своему, и, следовательно, это уже не есть объективная реальность.

В сравнении с Обломовым и Фамусовы, и Молчалины, Онегины и Печорины, Маниловы и Собакевичи, не говоря уже о героях Островского, все имеют лишь специальное значение.

Хотя Тургеневу принадлежит слово «нигилизм» в общеупотребительном его значении, но практический смысл нигилистического движения не был им угадан, и позднейшие его проявления, далеко ушедшие от разговоров Базарова, были для автора «Отцов и детей» тяжкою неожиданностью.

Это та же самая тема, как в «Les Miserables» Виктора Гюго: контраст между внутренним нравственным достоинством человека и его социальным положением. Достоевский очень высоко ценил этот роман и сам подвергся некоторому, хотя довольно поверхностному, влиянию Виктора Гюго (склонность к антитезам). Более глубокое влияние, помимо Пушкина и Гоголя, оказали на него Диккенс и Жорж Занд.

Наивная, собственно, со стороны Достоевского, которому пути социального переворота представлялись в весьма неопределенных чертах.

Данилов – студент Московского университета, убивший и ограбивший ростовщика, имея при этом какие-то особые планы.

Главную мысль, а отчасти и план своего нового произведения Достоевский передавал мне в кратких чертах летом 1878 г. Тогда же (а не в 1879 г., как сказано по ошибке в воспоминаниях Н. Н. Страхова) мы ездили в Оптину пустынь.

Из сказанного, мне кажется, ясно, что дело идет не об уступках и компромиссах во внешней борьбе (церковно-политической и национальной), а об устранении внутренней причины этой борьбы через духовное примирение на почве чисто религиозной. Пока религиозное внутреннее единство не восстановлено, до тех пор политическая и национальная борьба остается в своих правах.

Псевдоним.

Так как опрометчивая редакция «Мира искусства» ошибочно упрекала меня, будто в целях осмеяния г. Розанова я обрезал его изречение, то я должен обратить внимание читателя на следующие страницы, где все рассуждение почтенного оргиаста выписано целиком во всей своей неприкосновенной прелести. А делать это два раза я считал и считаю излишеством.

Курсив мой. – В. С.

То же.

Курсив мой. – В. С.

То же.

Курсив мой. – В. С.

Разумеется, ночь, после которой Гоголь в первый раз пришел к Пушкину и услыхал от его слуги этот ответ. Почему г. Розанов считает эту ночь звездною – совершенно неизвестно.

Курсив мой. – В. С.

Значит «дом Божий».

Фет выразил свой восторг в послании к «обожаемому поэту» («Вечерние огни», вып. 1) и в надписи – «На книжке стихотворений Тютчева» («Вечерние огни», вып. 2):

«Боги Греции» Шиллера, в переводе Фета («Вечерние огни», вып. 1).

Об отношении жизни к материальной организации тела – см. превосходные рассуждения Клода Бернара в его «Общей физиологии».

По Канту, оно не прекрасно, а возвышенно (erhaben); но это одна из тех ненужных distinctiones more scholasticorum, к каким великий философ имел чрезмерную слабость.

В буквальном переводе это значит: «Кружево упраздняется в сомнении высочайшей игры».

См. телеграмму в «Нов. времени» от 16 декабря 1894 г., где сообщалось, что трое гласных названного собрания отстаивали свое мнение о необходимости сохранить телесное наказание.