Вашаки гикает, и они продолжают охоту, но на этот раз Пампи загоняет бизона с копьем в руках, а Вашаки с Джоном заходят сбоку. Пампи свешивается с коня, подсекает добычу, а Вашаки что-то кричит и сворачивает, отдавая выстрел Джону. Тот вскидывает ружье, нагоняя бизона, и уверенно стреляет ему в лоб. Бизон падает в опасной близости от пляшущих копыт саврасого. Я вскрикиваю, но конь не пугается и не срывается с места. Потерянная Женщина гладит меня по ноге, Ханаби радуется, а внизу, на поляне, Вашаки издает победный клич. Джон отвечает ему тем же, потрясая ружьем, сверкая зубами и тяжело дыша, а потом они снова проделывают все то же самое, выбирая нового бизона, отрезая его от стада и загоняя.
Когда охота заканчивается, а потрепанное стадо убегает искать более безопасное пастбище, на желтой траве остаются лежать пятьдесят бизонов, по два на каждую семью, один для нас с Джоном и еще один для общего пира, который продлится несколько дней.
Джон возвращается с усыпанного добычей поля, раздетый по пояс и улыбающийся, даже радостный. Ориентируясь на подсказки Потерянной Женщины, он помогает мне рассечь шкуру бизона от головы до хвоста и содрать ее, чтобы снять мясо со спины. Потом, связав передние и задние ноги туши, ее переворачивают с помощью лошадей. Мы повторяем все то же самое на другой стороне, разрезая бизона от подбородка до хвоста и срезаем мясо с живота. Это тяжелая и грязная работа, и мы оба ни разу в жизни не разделывали бизона. Потерянная Женщина и Ханаби справляются с двумя за то время, что у нас уходит на одного, но в лагерь мы возвращаемся запыхавшиеся, гордые собой и забрызганные кровью. Мы разрезаем мясо на тонкие полоски и развешиваем сушиться. Ханаби говорит, что завтра нужно будет отбить его камнями, а потом еще подсушить. На выделку шкур уйдет не один день, но пока им придется подождать. Мы все проголодались и начинаем приготовления к пиру.
В сумерках в долине вспыхивают яркие точки костров, на которых жарят бизонье мясо. Потерянная Женщина крутит на железном вертеле кусок размером с мою голову, и аромат распространяется по всему лагерю и чувствуется даже у ручья, куда мы с Джоном уходим, чтобы привести себя в порядок. Мы снимаем и отстирываем одежду, а потом моемся сами, повернувшись спиной друг к другу, дрожа в холодной воде. Наконец мы выбираемся на берег и одеваемся в холщовую одежду, которую Джону удалось выменять во время Собрания.
Он все еще раззадорен охотой, легко улыбается и держится непринужденно. Когда он придерживает мои волосы, чтобы от них не намокла рубашка, его взгляд с нежностью скользит по моему лицу. Я вдыхаю его радость, позволяя ей наполнить легкие и все тело, приоткрываю рот и сжимаю ладони. Его глаза полны безмолвной мольбы, и я делаю шаг к нему и тянусь к его губам. Он со стоном приникает к моим, обнимая меня за талию одной рукой, а вторую поглубже запуская в волосы. Джон осторожничает, и поцелуй выходит спокойным, хотя мое сердце громко стучит, требуя большего.