Некоторые воины подначивают меня, говоря, чтобы не подходил слишком близко, но жеребец вовсе не пуглив. Он просто не хочет, чтобы кто-то садился ему на спину. Конь остается спокоен при моем приближении, особенно когда я протягиваю ему немного сушеных ягод из кармана. Его большие губы касаются моей ладони, и он позволяет мне остановиться сбоку, вытянув одну руку и положив другую ему на круп, чтобы животное успокоилось. Когда конь снова поднимает морду, я хватаюсь за его гриву и взлетаю к нему на спину одним плавным движением, после чего движения становятся какими угодно, только не плавными.
Жеребец срывается с места, будто я прижег его каленым железом, и я слышу, как Наоми выкрикивает мое имя. Я не оглядываюсь, не смотрю ни вниз, ни по сторонам. Я вообще никуда не смотрю, просто держусь, давая коню свободу. А он все бежит и бежит. Жеребец не брыкается и не встает на дыбы, так что я считаю, что мне повезло, прижимаюсь к его спине, цепляясь за гриву, и стискиваю коленями его бока. Через несколько миль он наконец замедляет бег, усталый и присмиревший, а я не чувствую ни рук, ни ног.
– Чертов бунгу, – со стоном выдыхаю я.
Бунгу – это «конь» по-шошонски, и ему подходит это слово. Когда я закончу его объезжать, у меня будет новый черногривый Бунгу и несколько новых фиолетовых синяков.
Я не решаюсь разжать руки и ноги, опасаясь, что стоит мне ослабить хватку, и он сорвется с места и в конце концов скинет меня со спины. Мы оба в поту и тяжело дышим. Где-то поблизости есть вода, и конь чует ее. Мы пробежались по равнине, плавно уходящей вверх от реки, а теперь та же самая река находится внизу, под крутым обрывом. Я вижу верхушки деревьев, растущих у самого берега, но не спешиваюсь. Идти пешком я не собираюсь. Бунгу осторожно спускается к воде. Я уверен, что это та же самая река, что течет на юг от нашего лагеря. Когда мы добираемся до самого низа и выходим из зарослей, я понимаю, что мы не одни.
Дюжина индейских детей играют в небольшой заводи примерно в ста ярдах вверх по течению, вонзая в воду острые палки, будто охотясь на рыбу. Они так шумят, что точно ничего не поймают. Ни меня, ни Бунгу дети не замечают, и я даю коню напиться, а сам настороженно озираюсь. Несколько женщин спускаются к воде по более пологой тропинке, чем та, которую выбрал Бунгу, и я понимаю, что если бы мы проскакали еще немного, то влетели бы прямо в их лагерь. У двух женщин на спине заплечные сумки. Я поторапливаю Бунгу, чтобы успеть незаметно скрыться. У меня пересохло во рту, а пальцы ноют от напряжения, но я боюсь спешиваться, тем более сейчас. Они достаточно далеко, так что я не могу рассмотреть все в подробностях, но, когда одна из женщин поворачивается, чтобы помочь старушке, идущей следом, я вижу заплечную сумку, из которой торчит розовое личико со светлыми кудряшками, и понимаю, кто этот ребенок. Вашаки был прав. Отряд Покателло остановился буквально в соседней долине.