В конце концов, прошло ещё три часа.
Нас не спас ни успешный штурм донжона, ни даже то, что мы-таки нашли брусья для фиксации главных ворот. Через три часа армия тайканцев вошла в замок, добивая остатки перианских сил. Тех же, кто бросил оружие и пожелал сдаться, тайканцы пощадили. Жаль только, что я никогда не планировал сдаваться…
Не помню, как вырубился и не помню, как очнулся. Помню только миг — меня швыряют на холодный каменный пол, вокруг темнота и ужасный холод.
А затем я снова отрубился.
Во второй раз проснулся, когда меня, мешком, волочили по коридору, в самом конце которого виднелся слабый луч света. Боль мучительно расползалась по телу, вынимая остатки воспоминаний на поверхность. Хотя, по большей части это были вовсе не воспоминания — это были вопросы. Что случилось? Где я? И самое главное — почему до сих пор жив?
Помню, как под конец осады выловили оставшихся бунтарей, в составе которых, в основном, был мой отряд. Помню, как нас поставили на колени. Помню, как в куче гниющих мертвецов — где смешались и наши, и вражеские солдаты, — заметил знакомые глаза. Пустой взгляд сэра Бени глядел на меня прямо с того света. И хоть я не фанат историй про вечных и загробный мир, но в тот момент мне показалось, будто Бени и впрямь приглядывает за мной. Приглядывает? Да уж… кажется, действительно хорошо мне досталось, раз уж я задумался о такой чепухе…
Потом, помню, как… потом я уже ничего не помню. Только слабость от полученных ран и непреодолимое желание рухнуть на землю были у меня в голове. Но я держался. Не знаю — зачем. Понятия не имею — для чего. Но держался. Держался и краем уха слышал, как одного за другим вырезают наших ребят. Только я попытался обернуться, чтобы лицезреть всё собственными глазами, как БАХ! И темнота. То есть, выходит, что меня не прирезали как остальных? Просто хорошенько огрели чем-то тяжёлым? Что ж, очевидное умозаключение, если ты чувствуешь, как тебя тащат по коридору, а боль в голове бьёт набатом.
Резком броском меня кинули на свет. Яркая вспышка, режущая глаза, несколько секунд адаптации, и вот я могу открыть веки шире. Открываю и вижу, что нахожусь внутри небольшой круглой арены. Максимум — десять на десять. Сверху, на потолке, в пяти, а то и десяти метрах от меня, аккуратно выдолбленное отверстие, через которое уличный свет проникает внутрь, освещая тем самым круг арены. Метрах в двух-трёх надо мной, по бокам, расположились зрительные места. Народу не так уж и много. Кажется, не слишком ожидаемый поединок. Зрители, в отличие от меня, скрыты в тени.