Номинация «Поэзия» (Баранова, Васякина) - страница 32

На первую страницу
на каких неземных языках
слово волосы в сонных губах
на каких неземных языках
мы с тобою молчим и стареем

«Снег такой, что нельзя различить…»

Мы с тобой на кухне посидим…

О.М.

Снег такой, что нельзя различить
верхушки деревьев и старой котельной трубу.
Год закончился, перешел в лабуду,
в лай собак, воробьёв перебранку,
лампы пухлой таинственный горб.
Вечер долог, медов.
Хорошо нам сидится на кухне,
будто зёрнышку в клюве,
подперевши ладонью щеку: лю-ли, лю-ли.
Воронеж в снегу.
Ты поёшь: а на том берегу!
Ничего нет на том берегу.
Время вышло. Страна обалдела и несёт
елки, по небу катят машины.
Я не знаю, какой сейчас год
в болтовне петушиной и глупой куриной возне
буду я говорить о тебе,
будешь ты говорить обо мне,
а снежинки дрожать от мороза.
Дом наш только снаружи нелеп,
он внутри, как язык первоклассника, розов.

«Когда чёрная птица над белым летит снегом…»

Когда чёрная птица над белым летит снегом
и пахнет мокрой корой и зацветающим мхом,
я кажусь себе выродком и лохом,
засохшим виноградным побегом,
до сих пор пытающимся достать
чердака, где хранятся тяпки, ключи, лопаты,
взгляд и выдох, моя тетрадь,
воздух мятый.
Это всё о весне и твоей руке,
о чёрной весне и белой твоей руке.
И уходят прочь налегке — легке.
Только речь становится талым снегом.

«На берегу реки — кусты, костёр…»

На берегу реки — кусты, костёр,
на берегу строки — синицы.
Стоишь и упираешься в простор
не в состояньи в слово воплотиться.
Но травы и деревья чередой,
как музыка по нотам, — вдоль забора
над чёрной и тяжёлою водой
за такт, за рифму до зимы и хора
промокших веток, ветра и моста,
под лбом широким в плоскости листа,
в предчувствии любви и снегопада.

«О, ты не бережешь последних пчел страны…»

О, ты не бережешь последних пчел страны
земного заколоченного лета,
и пуговки на детской рубашонке
смеются, отлетают и звенят.
Нательный крестик колется, и я
поверх рубашки надеваю крестик,
когда иду от солнечной реки,
на брызги разлетевшейся и ставшей
то окриком, то взглядом рыбака.
Тропинка безъязыка и легка,
как лист бумаги,
но глаголют травы,
жуки и птицы
о любви моей.
Молчат о равнодушии твоем.

«Какое лето — лето мотылька…»

Какое лето — лето мотылька,
недужный шум на скошенных ресницах,
от тесноты и немоты не спится,
и в рифму упирается строка,
как луч вечерний в бледные колени
и влажным носом постаревший пёс:
и одиночества и нежности боясь.
О благодать молчания и август —
для молодости — страх и удивленье,
предчувствие грядущей немоты.
Изгиб коленей, поворот строки,
в несмерть всего несказанного вера.
Мычу травой, но звук неповторим,
гляжу стрекозами, но взгляд неповторим,
Следующая страница