кого-то зовут, щурятся от липкого пара.
Нет, я не слышал, лежал в расфокусе,
в густой паутине раздет, разут,
точнее, разобран на незаметные глазу крошки.
В необитаемой тьме, пшеничное послесмертие
темней, чем мазут.
Нет, я не слышал, как они топят печь,
как просеивают сквозь сито муку,
шепча — тихо ты, осторожно.
Нет-нет, вы жуйте — медведь, заяц, лиса, не бойтесь,
так быстрее в мягкое злаковое небытие катиться.
И они, озираясь, жуют хрустящие глазки, сметанные бока,
приговаривая — это пшеница, просто пшеница.