— Добродошли — поприветствовал он меня
— Добродошли — ответил машинально я — знаете уже?
— Не здесь… зайди в дом.
Мы пошли в дом. Сначала прошли через мощеный кирпичом двор… мне это напомнило дом, где жил в свое время Дудаев… на Льва Толстого, я это до сих пор помню, как и многое другое. Ночь, все из кирпича, и забор и даже на земле кирпич, вооруженные люди, отблеск пламени из костра. Не хватает только подвала с тюремными камерами, где сидят заложники, на деньги от выкупа которых кормят боевиков. Я участвовал в переговорах по освобождению еще до второй войны, знаю как все это…
Бросился в глаза мужчина у костра — он плакал, не скрываясь, на него старались не смотреть, рядом с ним никого не было
— Кто это?
Никич понизил голос
— Это родной отец Ани. Мой брат Милан
О как!
— Он пьян?
— Для него — нет, просто выпил немного.
— Я могу с ним поговорить?
— Поговори, сделай милость. Я уже не могу.
Василий хлопнул меня по плечу и направился по коридору. Я подумал — эти придурки, когда говорили что я должен контролировать Василия — они чем думали и о чем? Сами бы и попробовали — контролировать. Контролеры… хреновы.
Милан Никич…
Ненавижу разговаривать с родственниками жертв — но никогда не уклоняюсь от этого. Это не моральный долг, нет. Это — плата. Цена.
— Извините…
…
— Я полковник Панин, один из тех кто ведет расследование. Мы можем поговорить?
— Сейчас?
— Можем завтра
— Нет… давайте сейчас
Где-то я его видел…
Так вот — это цена, которую платят все, кто занимается розыском. Любой психолог вам скажет — не принимай в себя чужое горе, сгоришь.
Но как — не принимать?
Мы вышли на улицу. Там было попрохладнее. Я думал, что Милан пьян в дрезину — но как оказалось, на ногах он держался
— Как вас зовут?
— По-русски Алексей.
— По-русски… у нас в чете были русские
— Вы воевали?
— Конечно. Как и все…
Я решил эту тему не продолжать
— Скажите, вы были против того что Аня жила и работала в Белграде?
— Против… да, против
— Что она говорила?
— Я… не говорил ей об этом
Милан помолчал
— Права не имел. Кто я такой для нее…
— Отец
— Чем иметь такого отца лучше быть сиротой… я сидел долго, вы знаете?
Вот как
— В чем вас обвиняли?
— В бандитизме…
Понятно, жертва девяностых вдобавок.
Знаете… у меня нет особого сочувствия к этим браткам, которые в девяностые куролесили по городам и весям, а потом — кто лег, кто сел на долгие срока. Каждый все-таки сам распоряжается своей жизнью. Но мне жаль их семьи, которые они успели создать… я примерно знаю, как они живут. Быть семьей сидельца — дело нелегкое, а когда сиделец возвращается — все становится еще сложнее.