"А меня возненавидел, потому что я жив, а она умерла, - подумал я с тоской. - И уже поправить нельзя. Почему, ну, Господи, почему люди, которые меня любят, уходят из жизни один за другим, а те, кому я безразличен, живут?"
Бабушка умерла, как я теперь понимаю, ещё не старой женщиной - ей едва-едва исполнилось семьдесят лет. После её смерти отец с мачехой преподнесли мне первый сюрприз - объявили, что денег в семье едва-едва хватает на самое скромное существование, и поэтому мне придется уйти из университета и искать себе работу. Какую? Они об этом даже не задумывались - просто выбросили меня на улицу, а заодно и из своей жизни. При этом не особенно стеснялись в выражениях.
- Достаточно того, что я с тобой нянчилась восемнадцать лет, отрезала та, которую я все ещё называл мамой. - Пора становиться самостоятельным, давно пора. Отец и так надрывается, чтобы свести концы с концами. Наверное, придется бросить наше дело.
Но я уже знал, что все это неправда. Отец работал не больше, чем всегда, а его дела шли даже лучше. Просто не стало той, которая меня по-настоящему любила, опекала и охраняла, а отцу и его жене я только мешал.
Я мог бы настоять на своих правах, потребовать долю наследства, как я потом узнал, бабушка кое-что мне оставила. Но тогда мне только-только исполнилось восемнадцать, я был домашним, не приспособленным к жизни мальчиком, поэтому сделал то, что сделал: хлопнул дверью и ушел. Ушел к тем, кто обещал мне помощь, поддержку и даже деньги для продолжения учебы в университете, к тем, кто называли себя анархистами.
Ах, какие замечательные лозунги они тогда выдвигали: "Все существующие понятия устарели и нуждаются в переосмыслении", "Священное - вот враг!", "Дерзнем!", "Все или ничего!". Как мне было хорошо и интересно в общежитии Нантера - нового студенческого города-спутника недалеко от Парижа! Там все звали друг друга на "ты", все было общим. Деньги появлялись неизвестно откуда и так же быстро исчезали, иногда устраивались настоящие пирушки, а иногда - голодали по нескольку дней подряд. Там никто не попрекал меня ни русским происхождением, ни "аристократическим гонором". В Нантере я познакомился с Дениз, просто поразившей мое воображение.
Впервые я увидел её на каком-то собрании, точнее, не увидел, а услышал. Все говорили одновременно, перебивая друг друга, путаясь во всевозможных теориях и цитатах, как вдруг раздался сильный, низкий голос, перекрывший остальных:
- Товарищи! Пока мы рассуждаем, буржуазия будет вынуждена прибегнуть к фашизму для подавления рабочего движения. Довольно болтать, пора действовать!