«Когда я попал в школу морских летчиков, — думал: теперь дело пойдет, теперь я по-настоящему поучусь… Я мог собрать любую машину (до этого работал более трех лет авиационным механиком), хорошо знал мотор, летал, но с теорией мне приходилось туго. Больше того, я все еще с трудом писал и плохо читал. Это мучительное чувство: понимать, что ты малограмотен. А знаний требуется много. «Какой же ты морской летчик!» — ругал я себя и тайком от других ходил к учителю на дом, изучал русский язык, физику, алгебру. При мне всегда был учебник, и как только выдается свободное время, тотчас сажусь читать. Читал я жадно и много — любые книги. И чем больше я читал, тем сильнее все хотелось знать, ничего не упустить. И передо мной все яснело, горизонт становился широкий. Все книги для меня были необыкновенными. Я открывал для себя страны, людей, и чем больше я читал, тем сильнее все хотелось знать, ничего не упустить».
Стать мастером летного обучения Василию Сергеевичу помогли товарищи, его пытливый ум. Как уже говорилось, многие старые инструкторы учили главным образом пилотировать самолет. Делали они это успешно, если парень, попадавший к ним в руки, имел «птичье чутье». В противном случае его списывали на землю: «Рожденный ходить — порхать не будет». Эта формула принималась почти бесспорно в ту пору, на заре авиации. Когда же в стране начали создавать свои самолеты и они уже большим потоком пошли в воинские части, формула «богов» стала отвергаться, поскольку она мешала росту боевых эскадрилий.
Молокову самому вначале трудно давался самолет. Однако он освоил его успешно.
«Значит, — рассуждал он, — овладеть самолетом может любой здоровый парень, если захочет и если в парне будут воспитывать летчика».
В авиации тех времен подготовка летчика понималась большинством старых инструкторов как их частная задача. Молоков один из первых ввел в программу методический «гвоздь» — воспитание как связь теории с практикой, духовная связь инструктора с учлетом.
«Принимая в группу учлетов, — говорил Молоков, — я подолгу беседовал с каждым о его жизни до школы. Затем рассказывал о себе и о воздухе.
На полетах я придерживался правила не ругаться, не повышать голоса, делать все так, чтобы учлет сам замечал свои ошибки и мог проанализировать их. Мне хотелось выработать в людях привычку самим замечать, уметь правильно видеть и оценивать полет. Конечно, если учлет не мог этого сделать, я не молчал. Намеками направлял взгляд и мысли учлета на то, что ему следовало увидеть, понять, осмыслить, устранить на земле и в воздухе.