И вот они пробыли на постоялом дворе три ночи, ничего не ели, не пили. Остальная прислуга не замечала этого, а я ж их обслуживала, потому эта странность очень бросилась мне в глаза.
Тайну я их узнала случайно, в день Аарда. Наши все тогда веселились и смеялись, много выпивших было… И вот один из этих иноземцев увлек одну девку легкого поведения, Мареллу, наверх, в комнату. А я, не зная этого, пошла им отнести чистое белье. Поднимаюсь тихонько по ступеням, открываю дверь… А память девичья была, и постучать я забыла.
— И что же там было? — испуганно спросила Линайя.
— Четверо здоровых полураздетых мужчин облепили нагую Мареллу со всех сторон, как рыба облепляет прикормку, и сосали из нее кровь! Один к шее пристал, второй — к одной руке, третий к другой, а четвертый задрал ее ногу и у самого бедра вцепился клыками. И выглядели они, девочка моя, как обычные мужики…
Марелла уже мертвая была. Как сейчас помню её остекленевший взгляд. А эти кровососы тянули из нее последние соки, и кровь стекала по их подбородкам. Я как вскрикну! Но хоть ума хватило убежать, а то, гляди, и сама стала бы едой.
Позвала я хозяина постоялого двора, поднялись мы с мужиками, вооруженными чем попало, открыли дверь… А те четверо как ни в чем не бывало сидят и в карты играют. Подле них кувшин с вином, все четверо одеты. А девки нет… Хозяин — твой, кстати, дедушка — всыпал мне тогда по первое число! А после долго извинялся перед гостями, так как те платили хорошо. Да вот только после отъезда иноземцев в реке за городом нашли тело Мареллы.
Линайя перепуганными глазами посмотрела на лежавшего под льняником Уильяма и прижала руки к груди.
— Бабушка! Что же нам делать?
— Не знаю, девочка моя, не знаю… Хороший он, твой жених. Жалко парня.
— Откуда вы знаете, что он мой жених? — удивилась девушка.
— Не совсем я еще ослепла, детка… Видела я, как ты на праздник Аарда в саду венок ему на голову надевала. Окно-то моё единственное выходит в ту сторону, а в нем щели с палец. — Удда грустно глянула на Уилла. Хорошая пара могла бы получиться из этих двоих, да и детки народились красивые. Да видно не судьба. — Думается мне, что лихорадит твоего милого не от ран, а от того, что все меньше в нем от человека и все больше от того существа.
Травница подняла верхнюю губу Уильяма, но там были обычные зубы.
— Подождем пока, посмотрим… Надеюсь, что я ошибаюсь.
— А как быть с его матушкой? Ей же нужно сказать, что сын ее жив!
— Упаси нас Ямес, ты что такое говоришь! — воскликнула старуха. — Даже не заикайся о том, что Уилл жив.