В нашем постоянно ускоряющемся мире можно осторожно утверждать, что мы уже переживаем эпоху окончания консервативного поворота в мировой политике, и потому стоит ожидать и скорого конца «уникальных историй», и возвращения интереса к истории на каком-то новом уровне понимания общности исторических политик. Помимо роста значения социальной истории будет усиливаться деколонизация прошлого — становление неевропейских вариантов истории развивается вместе с требованиями возвращения исторических артефактов из европейских музеев в бывшие колонии.
Обострение «исторической политики» и «войн памяти», свидетелями и участниками которых мы стали, — проявления более общего перехода. Еще недавно прошлое принадлежало сильным — государствам, национальным элитам, «великим державам», европейским метрополиям. Обладание историей было привилегией, которую поддерживала институционализированная историческая наука и разнообразная коммеморативная практика. Теперь же вчерашние «слабые» обрели способность и желание получить собственное прошлое, а современная историческая наука, внимательная к разноголосию, поддержала их в этом стремлении. Угнетенные классы и расы, зажатые между великими державами малые страны, бывшие колонии и нынешняя периферия национальных государств формулируют собственные рассказы о прошлом, которые вступают в конфликт со «старой историей» и вынуждают ее защищаться.
Процессы такого перехода идут по-разному. Нарративы — самая «текучая» форма существования прошлого, не поддающаяся контролю в современном информационном обществе. Даже государство, контролирующее в России содержание школьных учебников и влияющее на вид музейных экспозиций и выбор сюжетов кинофильмов, не в состоянии подавить альтернативные варианты прошлого, развивающиеся в разных форматах, и вынуждено сосредоточиться на контроле одного (пусть самого важного) периода — Второй мировой войны.
Овеществленное прошлое меняется редко, но быстро. Невозможно каждый год сносить и устанавливать памятники и обновлять учебники истории. Именно поэтому будущее памятников — во всяком случае, памятников «великим людям» прошлого — сомнительно. Они будут либо снесены, либо перемещены и контекстуализированы, превратятся в музейные экспонаты, повествующие об отвергнутых версиях прошлого.
Механизмы и закономерности обращения к прошлому в современных обществах схожи. Мы видим общее в подходах консервативных сил в разных странах и наблюдаем схожесть в использовании прошлого либералами или левыми. Однако само наличие разных политических сил и их относительные ресурсы, политические традиции, конституционный дизайн и возможности использования государства для установления гегемонного дискурса создают в каждой стране уникальную форму «исторической политики» или «культурных войн».