— Месяцев? — тревожно воскликнула Сантэн.
— Определенно… — Но тут он посмотрел на ее лицо, и его тон изменился. — Вы платите мне совсем не за предположения. Я должен вскрыть склон и посмотреть, как он устроен. Это займет время и потребует тяжелого труда. Мне понадобятся все ваши рабочие и мои собственные.
— Об этом я не подумала.
— Скажите, миссис Кортни, — осторожно спросил инженер, — что, собственно, вы надеетесь тут найти?
Сантэн глубоко вздохнула и за спиной сложила пальцы в знак рогов, чтобы отогнать дурной глаз, как учила ее Анна.
— Алмазы, — сказала она.
И тут же испугалась, что, произнеся это слово вслух, навлечет на себя худшую из неудач.
— Алмазы!.. — повторил Твентимен-Джонс с таким видом, словно услышал весть о смерти родного отца. — Ну, посмотрим… — Его лицо помрачнело. — Посмотрим…
— Когда мы начнем?
— Мы, миссис Кортни? Вы будете держаться подальше от этого места. Я никому не позволяю топтаться возле меня, когда работаю.
— Но, — возразила Сантэн, — разве мне нельзя просто посмотреть?
— Это, миссис Кортни, правило, которое я никогда не нарушаю… так что, боюсь, вам придется сдержать себя.
И вот Сантэн оказалась изгнанной из своей долины, и дни под лагерем у Львиного Дерева потекли медленно. Из-за своего частокола она видела бригаду Твентимен-Джонса — люди с трудом поднимались по каменистой тропе к вершине, сгибаясь под тяжестью груза, а потом исчезали за гребнем.
После почти месяца ожидания Сантэн наконец сама предприняла подъем на скалу. Это был трудный и изнурительный путь, и при каждом шаге Сантэн остро ощущала тяжесть в своем животе. Но на вершине скалы перед ней открылся такой бодрящий вид с высоты орлиного полета — долина перед ней словно раскинулась до самого края земли, — что Сантэн показалось: она заглядывает прямо в душу самой земли.
Подъемная система от скального выступа выглядела не солиднее ниточки паутины, и Сантэн содрогнулась при мысли, что ей придется шагнуть в брезентовую корзину и ждать, пока ее спустят в глубину амфитеатра. Далеко внизу виднелись похожие на муравьев фигурки поисковой бригады и горки земли, которые они выбросили из пробных ям. Сантэн даже различила тощего, как аист, Твентимен-Джонса, ходившего от одной ямы к другой.
Она отправила в корзине записку: «Сэр, вы нашли что-нибудь?»
Ответ пришел часом позже: «Мадам, терпение — одна из величайших добродетелей».
Это был последний раз, когда Сантэн поднялась на утес, потому что дитя, казалось, росло, как злокачественная опухоль. Шасу она носила с радостью, но эта беременность принесла с собой боль, неудобство и несчастье. Сантэн даже перестала читать привезенные с собой книги, потому что обнаружила, что ей трудно сосредоточиться даже на одной странице. Ее взгляд постоянно покидал напечатанные слова и устремлялся к тропе на утесе, словно ища долговязую фигуру, спускающуюся с горы.